Настасья Петровна снова шевельнулась на скамейке. Ее грудь дрогнула, и по ее бусам добежали малиновые огоньки. Крупные слезы снова упали с черных ресниц на красные клетки юбки.
— Что вы мне говорите, что вы мне говорите, — прошептала она, — и я вас должна слушать!
Трегубов взглянул на Пересветову и побледнел. Он поднялся со скамейки и взволнованно заходил взад и вперед перед молодой женщиной.
— Вот вы плачете, вы мучаетесь, да ведь, и мне не сладко, поверьте! Я, может быть, из-за вас не одну ночь не спал, да только этого никто не видел. Я, может быть, о вас каждую минуточку думаю, да только никому, кроме вас, не говорю об этом! А спросить вас: из-за чего вы так и себя и меня мучаете? Из-за долговязого дурака, которому и цена-то грош медный. Кабы не на каторгу идти, я бы давно ему горло перервал; да каторги страшно, так вот теперь я ему потихоньку петлю затягиваю. Поглядим, чья возьмет. — Трегубов замолчал. — Настасья Петровна, — снова заговорил он просительным тоном, — не плачьте вы ради Господа, ведь у меня сердце переворачивается, глядя на вас! Настасья Петровна, родная, ну послушайте… Настасья Петровна… Настя, — вдруг прошептал Трегубов изменившимся голосом и упал на колени к ногам молодой женщины. — Пожалей ты меня, Настенька, ведь у меня все сердце изныло, — шептал он, — ведь я никаких денег для тебя не пожалею, ведь я озолочу тебя, только полюби, полюби ты меня…
Он припал к смуглым рукам Пересветовой.
— Уйдите, уйдите ради Бога! — шептала та. — Ну, за что вы меня на позор ведете, за что? За что? — Она пыталась вырвать свои руки из рук Трегубова. — Уходите прочь! — крикнула она.
В саду послышались чьи-то шаги.
Трегубов поднялся на ноги. К нему шел Пересветов. Шел он с изменившимся лицом и даже как будто слегка покачивался, опираясь на дубовую трость. Вероятно, он видел все. Медленными шагами он подошел к Трегубову, повернул к нему свое позеленевшее лицо, и дубовая трость в его руке задрожала и заколебалась: он как будто желал поднять ее, но у него не хватало на это силы. Это продолжалось с минуту. Наконец, он овладел собою и, улыбнувшись бледными губами, сказал:
— Здравствуйте, Прохор Егорыч.
— Bonjour, — отвечал Трегубов и стал очищать рукою прилипший к его коленям песок.
С минуту они помолчали. Настасья Петровна глядела на них уже сухими глазами.
— Я тут с Настасьей Петровной беседовал, — заговорил, наконец, Трегубов. — О деньгах ей напоминал.
— Деньги мы вам заплатим своевременно, — прошептал Пересветов, — будьте благонадежны!
