Ветошкин сделал шаг, внезапно упал на колени и протянул к Серафиме руки. Все его лицо сразу преобразилось, и вместо злобы и ненависти Серафима увидела на нем лишь одни невыносимые мучения.
— Серафимушка, возврати мне бумаги, ведь я отцом твоим был, на руках тебя вынянчил! — выкрикивал он протяжно, весь извиваясь как на, огне. — Серафимушка! За что же ты хочешь пустить меня на старости лет по миру? Не губи меня, Серафимушка. О-о-о!
Ветошкин припал к ногам Серафимы. Его подбородок запрыгала Серафима поднялась со стула…
— Уходите, или я закричу! — проговорила она и сделала движение к двери.
Ветошкин преградил ей дорогу; его лицо снова преобразилось, и, приближаясь к ней медленно и как-то по-кошачьи, он зашипел:
— Закричать? Вот что… слушай! Слушай, развратница, когда так, и казнись!
Старик вытянулся во весь рост и торжественно, поднял руку над головой.
— Слушай! — он передохнул всей грудью. — Слушай! Знаешь ли ты, герцогиня, что ты живёшь с родным братом и венчаться я вам не позволю! — проговорил он затем медленно, с расстановкой, будто выковывая каждое слово. — Чего? Нет, не позволяю! Ты живёшь с родным братом. Бог покарал тебя, и дьяволы ждут тебя в геенне огненной. Ась? По-ни-ма-ешь? — дико взвизгнул он.
Старик снова сделал торжественный жест. Девушка стояла белая, как полотно, широко раскрыв глаза. Её голову наполнял туман. Она боялась дышать Ветошкин продолжал:
— Ты живёшь с родным братом, якобы с мужем! Вы дети одного отца, только Егор Сергеич рождён женою покойного барина, а ты — его полюбовницей, дворовой девкой Агашкой!
Ветошкин на минуту замолчал и затем низко поклонился, весь содрогаясь от смеха.
— Честь имею поздравить с намерением вступить в законный брак с братцем!
Аверьян Степаныч снова внезапно захихикал, а затем также внезапно завопил:
— Дьяволы, дьяволы, дьяволы ждут тебя и растащат твоё распутное тело раскалёнными клещами. У-у-у! — снова завопил он, будто натравливая собак.
У Серафимы подкосились ноги. Она хотела говорить, но язык не повиновался ей. Наконец она с трудом выговорила:
— Аверьян Степаныч, родной, вы говорите неправду. Пожалейте меня! Ах, зачем же вы молчите! Слушайте! Говорите хоть что-нибудь, мне страшно!
Девушка упала на колени, прикасаясь руками к ногам старика в мольбе и мучениях, в то время, как её лицо напоминало собою какую-то маску ужаса.
Ветошкин перекрестился.
— Как перед Богом.
Серафима вскрикнула. Ею овладел безотчётный ужас. Ей хотелось скрыться, спрятаться, зарыться куда-нибудь с головою от преследовавших её дьяволов. Ей стало ясно, что они преследовали её всю жизнь и, наконец, толкнули на самый чудовищный грех. И теперь они явятся за ней и растащат её распутное тело раскалёнными клещами. Ей нет прощения, нет надежды на спасение, она — игрушка дьяволов!
