Неожиданно в дальнем углу сарая что-то скрипнуло. Конники насторожились, повернули головы и увидели женщину. Из-за подола ее длинной юбки выглядывали двое детишек. Пахомыч крякнул, быстро погасил пальцами цигарку, сунул ее в карман.
Женщина с нескрываемым испугом смотрела на них. Но, увидев на пилотках красные звездочки, заулыбалась, торопливо перекрестилась и тихо, нараспев проговорила:
- О Езус Мария!..
Клим достал из переметной сумы сахар, галеты и протянул детям.
- Берите, не бойтесь,- ласково сказал он. Детишки, взяв угощение и пролепетав «дзенькуе, пан!», быстренько юркнули за подол материнской юбки.
Женщина что-то сказала детям, те убежали за дощатую перегородку, тут же вернулись, неся в руках крынку молока, алюминиевые кружки.
- Проше, Панове, проше! - радушно угощала женщина.
- Бардзо дзенькую…- галантно поклонившись, ответил Пахомыч.
Не успели они полакомиться молоком, как сверху снова ударили самолетные пушки. По двору промелькнула тень «мессершмитта».
- Спокойно, спокойно, граждане,- крикнул Пахомыч, словно перед ним была целая толпа. Он подмигнул ребятишкам, но вдруг озабоченно завертел головой, шумно потянул носом воздух.
- Вроде гарью пахнет… чуешь? - обернулся к Климу. И тут они увидели, как из-за перегородки тянется дымок.
- Матка боска! - всплеснула руками женщина и бросилась в отгороженную половину сарая. Дети с плачем побежали за ней.
- Климка, айда за мной!
Они вбежали в каморку с одним крохотным оконцем. Клим увидел под потолком бревно, расщепленное снарядом. По старым пожелтевшим газетам, которыми были оклеены стены, быстро растекались язычки огня. Они торопливо подбирались к углу, где висела икона, обрамленная расшитым полотенцем, поблекшими цветами из древесной стружки.
Хозяйка принесла ведро воды. Пахомыч с силой выплеснул на стену. Огонь зашипел, но не погас, переметнулся по бумаге вниз. Клим стянул с сундука домотканое покрывало и с силой ударил по пламени. Дым ел глаза, щекотал в носу, но парнишка отчаянно стегал по стене покрывалом.
Пожар потушили. Полька со слезами на глазах благодарила солдат, дрожащими руками наливала из крынки молоко в кружки.
- Проше, панове, проше!..
- Спасибочки, пани. Нам некогда.
Пахомыч развернул свою большую мозолистую ладонь и показал на ней растопыренными пальцами, как они будут скакать. Дети заулыбались, размазывая по щекам слезы.
А сверху снова обрушился огонь вражеского истребителя. Зазвенело разбитое оконное стекло, с полок попадали горшки и тарелки.
