Он кажется мне необыкновенным: прежде всего он умеет под пляс петь азбуку, и я хохочу, когда он читает, подпрыгивая на лавке: «Буки-арц-аз-ра, веди, арц-аз-ра… глагольарц-аз-ра!..»
Ребятишки убегают вперед и смешиваются с взрослыми.
Мы с Семой стоим на взгорье и следим за ходом боя. Мне хочется туда, к моим друзьям, хочется и Семе, но там, внизу, опасно. К нам подходят девчата и степенные мужики в суконных поддевках — Митрий Стоднев, Иванка Архипов, брат Наумки, правая рука Митрия — чтец на «стояниях», Серега Каляганов, в рваном полушубке, Тихон Кувыркин, двое братьев, сыновья Паруши — Терентий и Алексей, оба статные мужики. Они редко дрались, но, когда втягивали их в бой, шли не спеша и деловито, плечо в плечо.
Я бегаю вокруг Семы, стараюсь согреться.
Иванка Архипов говорит смешливо:
— Ты чего здесь егозишь? Ступай домой, а то сосулькой станешь.
Я впервые вижу на ногах Митрия Стоднева белые высокие валенки с красными крапинками и не могу от них оторваться. Эти валенки нежны, мягки, богаты. Таких нет ни у кого. Голенища широки, они дрожат, как шелковые. Их раструбы поднимаются выше колен. Пораженный, я невольно кричу в восхищении:
— Эх, чтоб тя тута-а!.. Вот так валенки! До самого пупка…
Митрий берет меня за ухо и треплет, посмеиваясь:
— А ты чей будешь, ваше степенство?
Мне радостно, вольготно: я никого не боюсь, мне хочется смеяться и показать себя смелым, и я бойко отвечаю:
— Чай, дедушки Фомы внучек…
— А-а, Федяшка. Ты, чай, и кафизмы еще не прочитал?
— Я четыре прочитал, а первый псалом наизусть знаю Я и стихи пою.
— О? Ну-ка, пропой стихи-то. Врешь, поди.
— Это я-то вру? Врать грех.
И, подражая матери и бабушке, я пою тонким голоском:
Потоп страшен умножался…
Весь народ горе собрался.
Гнев идет!
Гнев идет!
Митрий с улыбкой слушает меня, одобрительно хмыкает:
— Гоже, тоже… Ты ведь говорил, что и гласы знаешь.
Ну-ка спой: «Приидите, возрадуемся господеви» на глас седьмый радостный…
У Митрия Степаныча нет бороды и усов нет, а только торчат кое-где кудрявые волоски. Он красивый мужик, держится гордо. Нос у него немного приплюснутый, но лицо румяное, ядреное, глаза круглые, пристальные, умные. Говорит он певуче, и голос у него глубокий, приятный.
Вдруг он порывается вперед и с почтительной строгостью говорит:
— Митрий Митрич Измайлов с кем-то прискакал на санках… Должно, гостя привез со своего двора…
Все спускаются с горы на несколько шагов, зорко вглядываясь в сторону боя. Поодаль, из-за крутого обрыва, легко и быстро летит красивая, тонкотелая лошадь, запряженная в нарядные санки. Лошадь кажется синей на лунном снегу. Из ноздрей клубится пар. Так же быстро и легко останавливается на реке, за дорогой. Из саней вылезают две фигуры в шубах «полтора кафтана».
