Дед сначала как-то растерялся: его поразила речь сына-большака. Таких слов от него, всегда молчаливого и как будто всегда согласного с ним, он не ожидал. Потом лицо его стало черным, борода запрыгала, и он весь взъярился. Его потрясал гнев, и я ждал, что он бросится на отца и начнет его бить. Но он обернулся на иконы и перекрестился, медленно и трудно. Казалось, что у него даже кости затрещали.
— Царь небесный, владыка милостивый! Не допусти до черного слова, огради меня от дьявола.
Он спокойно взял железную кружку, из которой пил квас, и ударил ею по голове отца. Она зазвенела, и сразу же на коже отца появилась кровавая полоса. Это было так неожиданно, что отец ошалело вскочил со своего места. Катя взвизгнула:
— Да ты чего это, тятенька?!
Мать бросила гребень и подбежала к отцу. Донце с дребезгом полетело на пол. Она стала около отца и безумно смотрела на дедушку. А дед размахнулся еще раз и хотел опять ударить отца.
— Слушай, когда говорят старики!.. Не перечь отцу, а слушай со страхом… Кланяйся в ноги!..
Мать плакала навзрыд, хватаясь за отца, и в страхе смотрела на деда.
— Батюшка! Батюшка!.. Прости, Христа ради!..
Отец вырвался из рук деда и, оправляясь и стирая кровь со щеки, срывающимся голосом, стараясь сохранить достоинство женатого мужика, говорил:
— Я почитаю тебя, батюшка… Не выхожу из твоей воли… А руки на меня не поднимай… Не страми перед людями…
Дед топал ногами и визжал фистулой:
— Кланяйся в ноги, арбешник!
Из чулана вышла бабушка и, охая, плакала стонущим голосом:
— О-оте-ец!.. О-оте-ец!.. Не греши, отец… Аль он тебе, Васянька-то, неспослушный? Опомнись, бай… О-оте-ец!.
Дед визжал, трепыхался, и портки у него тряслись и пузырились.
— Доколь я жив, я тебе царь и бог! Слова сказать тебе не велю. Хочу на карачках будешь ползать, хочу — пахать на тебе буду. Шкуру спущу!
Катерина уже безучастно пряла куделю. Только один раз она позвала маму.
— Невестка, отойди от греха, а то еще под руку попадешь, оглушат… Много ли тебе надо…
Мать не слышала ее и дрожала около отца, теребила его за рубашку, тянула к себе:
— Фомич! Фомич!.. Чего это делается?..
Отец оттолкнул ее и взглянул на нее так страшно, что она вся съежилась и затопталась на месте, как дурочка.
И тут же рухнул на пол, ткнулся головой в ноги деда и промычал:
— Прости, Христа ради, батюшка!..
Дед серьезно и деловито сказал:
— Бог простит… Ты старший, ты своим братьям и сестрам пример. Умру, приберет бог, — ты им наставник и власть.
