Повесть о детстве | страница 18



Бабушка подходит к ней и щупает ноги:

— Зашлась вся… Обморозила ноги-то… Катёна, давай скорее рубаху-то!

Катя опять накидывает на плечи шубейку и выбегает за дверь. На бегу она толкает Иванку Юлёнкова и орет на него:

— Чего столбом стоишь-то? Иди домой!.. Только по шабрам нос и суешь…

— Чай, вы мне всех ближе, Катёна… Все-таки Настёнка спасибо скажет… Баню истопит, брагой напоит…

Когда дед с Алексеем распутывают веревки, а отец трет ноги снегом, тело матери безжизненно трясется.

Терентий с конфузливым вниманием смотрит на нее и оправдывается, как виноватый:

— Ты, Настенька, не суди меня: это я тебя веревкой-то связал… Мои вожжи-то… Ты их, Олеша, захвати с собой.

Ведь ежели бы не связал, чего бы с ней было?.. Вырвалась бы и замерзла…

Он кланяется матери и, сгорбившись, идет к двери. У порога он толкает Юлёнкова.

— Поохотился, дурак… Шагай домой со своим колом-то… За своей женой гляди… Чеверелый, а заездил бабу-то…

Пойдем-ка, нечего тебе здесь делать…

И уже из сеней говорит так же виновато в открытую дверь:

— Ты, тетка Анна, погляди, не перебил ли ей Иванка ноги-то.

Вбегает Катя с холщовой рубахой в руках, а за нею один за другим входят, толкаясь плечами, Сыгней, Тит и Сема.

Они молча раздеваются и оторопело смотрят на мою мать.

Сыгней, кудрявый парень с густыми бровями, с веселыми, смешливыми глазами, никак не может погасить улыбки на лице. Тит, с белобрысым пухом на щеках, курносый, замкнуто садится за стол, вытягивает из угла Псалтырь и перелистывает его, безучастный ко всему. Сема, парнишка, тоже кудрявый, похожий на Сыгнея, с боязливым любопытством смотрит на возню около матери. Олеша деловито сматывает веревку в руку и зыбко, словно крадучись, выходит из избы.

Тело матери по-прежнему лежит мертво, маленькое, жалкое, истерзанное. Катя с бабушкой с привычной ловкостью надевают на нее рубашку, а отец продолжает тереть ей ноги снегом. Бабушка стонет и всхлипывает.

— Господи, господи! Как ребенок лежит… Пальцем перешибешь, не то ли что веревками связывать. Обмерла-то как… хоть в гроб клади.

— А ну тебя, мамка!.. — возмущается Катя. — Тут силу лошадиную надо, чтобы эдакое перенести. Мы ведь на ней как на одре ездим. И не думали человека пожалеть.

Дедушка встает с пола и, как хозяин, который сделал что нужно вовремя и заботливо, лезет на печку.

— Читай, Титка, с первого псалма!.. — набожно прикрикивает он. — Вслух пой! Бес-то еще, видишь, не вышел из нее… А потом канун надо отстоять.