Но все это – сон.
А вот – не сон.
Там, где не существует даже осколков, где разрушен сам космос и понятие «пустота» единственно верное, снуют мысли поверженных и уничтоженных великой катастрофой. Само пребывание здесь означает конечность. Одно осознание, что все предшествовавшее порождено невежеством твоего мозга дает освобождение и слияние с нирваной, прочие – рано или поздно вновь сойдут в миры суеты. Однако великая битва, произошедшая в Причинных мирах, разбросавшая раненных и мертвецов, амуницию и артефакты, амбиции и несбывшиеся надежды по Причинно-Следственным мирам, видимо не переварила без остатка моей сладкой плоти, и теперь где-то в неописуемой дали, на забытой окраине, в каком-то из бесчисленных как грязь миров Следствия, на вершине холма, в квадратном помещении без окон и радости, в свете пылающей в лампах по углам благовонной смоле, бритоголовые монахи заканчивали приготовление моего бренного тела. Данные миры не могли при всем суммарном желании населявших их оказать никакого воздействия на Причинную верхушку, но теперь так вышло, что и сам я оказался заброшенным туда, где быть рабом чужих поступков, отражением неких мыслей, означало жить независимо. Свободно. По своему счастливо. Хуже того, своими инструментами монахи вовлекали меня в цепь еще более мрачных перерождений, имеющих место быть в низших мирах.
С вершины, через замутненную, но еще мыслящую середину Причинно-Следственных миров – туда, где в нечистотах и забвении лежит основание маха-пирамиды – скорбные миры Следствия.
Так я оказался посреди вязкой, еще не оформившейся равнины. Утопающей в тумане, либо вниз головой в месте, сотканном из эфира с грязевыми небесами. Слева от меня, обгоняя, бодрой постукивающей походкой проходит скелет в набедренной повязке из высушенной человеческой кожи, («шшш-шшш, шшш-шшш» – трутся, болтаясь то, что было прежде руками меж бедренных костей шагающего остова), под мышкой скелет волочит за ноги мертвого великана и исчезает в клубящейся дымке. Справа – помесь свиньи и выдры, похрюкивая, лижет жирный труп. Позади – шум и крики, как если бы толпы преследователей, угрозы и звон железа, и я невольно убыстряю шаг, поскольку впереди – ворота из грязи, за которыми – ночь – полная – тишины, и звезды выколоты, как бесстыжие очи провинившегося, а луна заточена в гортани стражника, держащего чашу забвения и лопату. Имя сим вратам – Убежище. Вход туда легок и приятен. Выход отсутствует за ненадобностью.
