Бабы клевые попались, из советской торговли, дружан знает, кого выбирать. Одна, значит, худющая и высокая, в вельвете, а другая низенькая такая, круглая, в коттоне и джинсы у ей в обтяжку почище колготок. И все у них так в порядке: и лицо, и руки, и прочие неотъемлемые части специалиста любого профиля. Дружан еще это, ну на ухо все мне — "Моя в вельвете, моя в вельвете..." Ну, разъясняет, значит, чтоб сориентироваться... "Моя в вельвете, вздумаешь кадрить, башку оторву... и вообще все оторву..." Да бери в вельвете-то, чего... Мне бы главное в кайф было... Слышь, вот ты, вот ты меня поймешь, главное что? Что мы пошли кайф ловить, и главное, чтобы вот этот кайф был, а там вельвет или не вельвет, какая разница, тем более джинсы тоже в обтяжку.
Ну вот, нашли мы там вчетвером место, где стена и окно такое здоровое стеклянное... А вот от вина, что дружан притащил, ну никакого кайфа, и никуда оно не шибает, только назад просится. Я дружану говорю — ну чего ты, говорю, дрянь-то эту, да... Ну надо было с собой вообще принести, нормально, в виннике к открытию встать и принести. И бабам бы еще налили. А так только неизвестно чего от него будет, и тут то ли знакомиться, то ли еще чего. Не боись, говорит дружан, не боись, я, говорит, читал, и это вино, говорят, в самый кайф у этих, которые шпыняются. У французов этих, мушкетеров, черт бы их.
Ну вот короче...
Пантюхин стряхнул пепел в пустую жестянку из-под рыбных консервов в томате, откинулся с сигаретой в зубах до упора в стенку вагончика и задумался.
— Ну что короче-то? — раздались нетерпеливые голоса.
— Ну вот... с мысли сбили... Ну да вот в общем, у чуваков в квадрофонии замыкание какое-то случилось или что, в общем, музыка кончилось и мы пошли баб провожать. Ну я со своей иду... пешком пошли, время много, погода теплая... была... идем, значит, разговариваем, и вдруг чувствую, что жрать хочу, как удав. А оказывается, я потом узнал, вино это, апрезитив этот, эти французы, мушкетеры, значит, эти, в гробу я их видел, они его перед тем как пожрать употребляют. Представляешь, им там без этого винища смотреть на суп или котлеты вообще не хочется, заелись совсем. И пьют там немного-немного, вот как в коньячную рюмочку наливают, немного выпьют, бутылку опять под пробку — и жрать, жрать, все, что на столе стоит. А мы, представляешь, с дружаном, по полпузыря и без всякой закуси. И, значится, ни до чувихи уже, ни до чего, вот, знаешь, голодные львы в африканской саванне — мне их жалко. Мне их всех жалко, потому как понятно, как им теперь живется среди всяких антилоп и прочих козлов.
