Выслушав всю эту историю, Обломофф некоторое время молчал, а потом сказал Доктору Обрезание:
– Спору нет, история занятна, но скажите, а какое отношение она имеет к обрезанию?
– А никакого, – ответил ему Андроник Новосельцев, – я рассказал ее вам единственно потому, что тоже болею вместе с вами, – а я всегда сопереживаю тем пациентам, которым делал операцию обрезания, и принимаю на себя часть их болезни. Поэтому уж не обессудьте за этот нехитрый рассказ, и не судите строго старого обрезалу, который искренне сочувствует вам и пытается помочь, чем только может. Оба мы сейчас не вполне нормальные люди, оба мучаемся болями в области прооперированного фаллоса – вы реальными, а я фантомными, – и потому вправе нести всякую несусветную чушь, вроде той, что я вам сейчас рассказал.
– Как, – спросил у него удивленный Обломофф, – вы мучаетесь фантомными болями в той же области вашего причинного места, которое вовсе не было прооперировано?
– Ах, дорогой, – воскликнул в ответ на это Андроник, – я всю жизнь мучаюсь фантомными болями! Каждое новое обрезание прибавляет мне новую фантомную боль, а поскольку таких обрезаний в моей жизни было не счесть, я всю жизнь хожу с травмированным и пронизанным болями фаллосом, отчего постоянно имею кучу проблем, в том числе и с представительницами противоположного пола!
– Сочувствую вам, – искренне ответил ему Обломофф.
– Пустое! – отмахнулся рукой Доктор Обрезание. – В конце концов, я сам выбрал себе эту профессию, никто силой не тянул меня в нее, и страдать теперь должен лишь я один. Что толку об этом здесь говорить? Не расскажите ли и вы в ответ на мою историю какую-нибудь свою, такую же безумную и занятную?
– Охотно, – сразу же отозвался Обломофф, – вот вам не менее занятная и безумная история, которые, между прочим, я тоже коллекционирую, и начинается она так.
Шапка
В самом начале нового, третьего тысячелетия нашей эры в городе Ярославле жил молодой человек, который учился в университете, и на досуге баловался тем, что сочинял стихи. Стихи у него, между нами, были не ахти какие хорошие, но и не совсем плохие, то есть самые обыкновенные средние стихи, которые кто только не пишет в наше время, да и в прежние времена кто только не писал! Сам же молодой человек, которого, между прочим, звали Андреем, тоже был во всех отношениях самым обычным молодым человеком, и не привлек бы наше внимание, если бы однажды, в самом начале зимы, а возможно, в самом конце осени, когда уже выпал первый снег, неожиданно не обнаружил, что у него нет шапки. Собственно говоря, шапка у него была, и не одна, а целых две, но такие затасканные и занюханные, что на них просто жалко было смотреть. А если говорить честно, то смотреть на них было стыдно и самому Андрею, и всем его друзьям и знакомым, которые в один голос утверждали, что у поэта в России должна быть приличная шапка. Ибо поэт в России больше, чем поэт, даже если стихи у него и не особенно выдающиеся, а вполне средние, что тоже, между прочим, очень неплохо. Знакомые девушки Андрея, которые обучались вместе с ним в университете, тоже высказывали мнение, что ему пора сменить свои старые шапки, которых, как известно, было две, на одну новую, но приличную, и тогда, возможно, они сходят с ним на дискотеку, и даже, в виде особого исключения, позволят почитать себе что-нибудь из стихов. Последнее особо воодушевило и даже вдохновило Андрея, и он решился купить себе новую шапку.
