Рождение через два года после этого мальчика стало поводом к попытке примирения. Но его тоже назвали варварским именем: Барри. Наконец, Хелена даровала им свое прощение и выделила внукам средства, полагая, они войдут в бизнес семьи ей на смену. Но внуки, к тому времени уже повзрослевшие, совершенно не интересовались компанией Рубинштейн. Брак Горация развалился, и он был вынужден снова работать на мать.
Он снова попал в немилость в 1952 году, когда Хелена узнала, что он появился в Грассе. Она так объясняла это Патрику: «У Горация был роман с негритянкой. Когда она узнала, кто я, то пыталась шантажировать его. Поэтому он и сбежал, идиот! Нужно чувствовать ответственность за свои дела, тогда и шантажа не будет. Но Гораций дурень, к тому же мечтатель…»[108]
Патрик наконец понял, почему отношения между матерью и сыном казались ему такими напряженными последнее время!
На самом деле произошло вот что: у «мечтателя» Горация и правда была связь с молодой чернокожей топ-моделью. Ее официальный любовник был гангстером, который, узнав положение в обществе матери Горация, постарался «выпотрошить» ее. Гораций всегда охотно помогал друзьям, у которых случались денежные затруднения, и с удовольствием выставлял напоказ богатство матери. Он любил устраивать обеды в нью-йоркской квартире, куда без его ведома стали проникать сутенеры-доносчики. Они шантажировали его, а потом стали угрожать. Гораций испугался и потерял голову. Он отправил девушку с ее сутенером в Нью-Джерси, но дело уже приняло дурной оборот, вмешалась полиция, и Горацию предъявили обвинение. Он провел ночь за решеткой, но адвокаты Мадам быстро взяли все в свои руки, и дело замяли.
Гораций был больше похож на отца, чем на мать, и решил на некоторое время уехать в Канны и поселиться в Грассе, чтобы заняться там рисованием и литературой.
– Wait and see («Подождите – увидите»)! – говорила Хелена, которая прекрасно знала все слабости сына. Канны, Сан-Тропе и Монте-Карло находились недалеко от «Белого дома», туда легко можно было доплыть на яхте. Эдвард Титус, несмотря на то что ему было уже восемьдесят лет, все еще не простил бывшую жену. Он тоже жил на Юге Франции и с удовольствием поощрял артистические наклонности сына, возможно, еще и потому, что это раздражало Хелену. «Он всегда был подстрекателем», – жаловалась она. Несмотря на это, именно она предложила Эдварду дом в Каньсюр-Мер, в котором он постоянно и жил. Она оправдывала это желанием предоставить ему возможность «заниматься своими литературными делами». В Каньсюр-Мер он жил с молодой красивой женой, о чем Хелена знала.
