Он стал наблюдать, как расширяется его лодочный бизнес (яхты и т. п.), который и раньше не очень-то радовал своим существованием, хотя, на первых порах выручало любопытство и ощущение, что это дело нужное, а значит, скорее всего – выгорит и принесет прибыль, так вот теперь, Филипп его просто ненавидел. Но ненавидел тихо, внешне ничем не проявляя своего недовольства. Жизнь мужчины встала на самоускоряющиеся закольцованные рельсы, как это обычно и случается, когда вы что-либо не дорабатываете в делах из любви, или когда сразу же стараетесь войти в нежеланное русло, даже не пытаясь попробовать выиграть на противоположном берегу, например, потому что боитесь или уверены, что ничего не получится. А ведь некоторые в своем личном аду доходят до того, что даже не подозревают, что они действуют не из любви…Но Филипп четко осознавал мотивы своего поведения, и даже со злобным удовольствием подчеркивал иногда самые неприятные моменты, чтобы причинить себе еще большую боль, способную как-то заглушить, перебить другую. Какую? Вот об этом он зарекся думать.
* * *
Может, кто-то удивится, но Мила не считала себя неудачницей. Во-первых, она несколько лет была все-таки счастлива с Филиппом. А такое – не каждому удается попробовать в течении жизни. И потом, она уже не смеялась над Вариными россказнями о судьбе, а наоборот, при случае, вставляла в мыслях пометочку с надписью «фатум», при этом, стараясь больше не обманывать себя, признавая, что сама она «еще та сучка»: «Так суждено, и, видно не стоило встревать. Счастье – понятие, похоже, относительное… Главное, что он не соединился с Алькуменой, а теперь еще и меня лишился», – так звучало утешение стервы под стать ее озлобленной душе, вкусившей муки женской неуверенности.
А что же Алькумена?
– Не смотри на меня больше. – последние слова, которые она произнесла для Филиппа как заговор. – Не смотри и не вспоминай..
После этого «мир» залег на дно на целых одиннадцать лет… Варя вела себя как хорошая жена, и у нее с Филиппом родилось двое детей… Со стороны их жизнь выглядела более, чем пристойно, и со временем муж, в качестве смотрителя маяка, остался лишь в памяти людей и истории города, потому что окончательно перешел в свой лодочный бизнес, и еще в пару выгодных проектов, не имеющих отношения к маяку, приносивших достойный доход. Всего было достаточно – семья, уважающие друзья, деньги зарабатывались немалые и на жизнь хватало, но все для Филиппа и для Вари (если бы она обратила внимание) было, словно наполнено привкусом тлена и неуважением к самим себе, так что совсем не приносило радости. Конечно, принимая во внимание врожденное благородство, Филипп пытался изменить свое отношение к происхдящему, и его жена тоже, пусть и неосознанно, но ничего не получалось. Ни год, ни пять, ни восемь. И только к девятому, будучи совершенно изможденным отвращением к самому себе, бывший смотритель маяка, превозмогая внутреннее приобретенное сопротивление и боль, занялся, можно сказать почти насильно, тем, что он четко понимал – принесет ему счастье. Когда-нибудь принесет. Пусть хоть лет через двадцать. Он нанял для себя преподавателя музыки, и начал постепенно сочинять песни, которые могли рассказать о чем-то настоящем, волшебном; стал писать мемуары, разбавляя их фантазиями, включающими его воображение и мечты и издаваться; занялся совершенно уникальной благотворительностью – строительством многоквартирных комфортабельных домов для женщин, не имеющих собственного дома, не сумевших пока заработать денег своими талантами, и о которых не позаботились отцы, братья или возлюбленные, и потому чувствовавших себя обездоленными, в подвешенном и вечно тревожном состоянии, что мешало раскрытию потенциала. Уже с заселением первого такого дома, Филипп стал легендой и народным героем – потому как благодарность, любовь и восхищение женщин и их детей – пределов не ведала… И что в будущем, совершенно неожиданно для бывшего смотрителя маяка, так как двигало им только щедрость и бескорыстие, косвенным образом, – принесло огромное богатство…
