К счастью, эпидемия обошла стороной мастерскую Дорифора: все остались живы. И к тому же неплохо подзаработали на чужой беде. Только опасались пока выходить из дома, ждали, когда городские власти приведут улицы в порядок. Лишь одна Антонида отпирала дверь для клиентов и для мальчиков-посыльных, доставлявших молоко, хлеб и рыбу из соседних лавок. И однажды утром она поспешила на дверной стук. Но, открыв, очень удивилась: перед ней стоял молодой монах, бородатый, бледный, его чернявые длинные волосы из-под шапочки-скуфьи трепетали от прохладного утреннего ветра. На руках он держал ребёнка — исхудавшего мальчика лет одиннадцати-двенадцати, непонятно — мёртвого или живого, потому что глаза несчастного были закрыты, голова запрокинута, а рука, свесившись, болталась совершенно безвольно.
— Господи Иисусе! — прошептала кухарка, в страхе перекрестившись. — Что сие означать должно?
Инок не ответил впрямую, а спросил в свою очередь:
— Здесь ли проживает гробовщик Дорифор?
— Точно, проживает, многие ему лета. Но покойников мы не принимаем. И тем более — чумовых. Только исполняем заказы для похорон.
Рассердившись, чернец сказал:
— Тьфу, не каркай, женщина! Он живой пока. У него не чума, а голодный обморок.
Антонида тоже обиделась:
— Ну, а мы при чём? Здесь не богадельня. Оборванцам не подаём.
Брат во Христе дёрнул нижней губой и проговорил с неприязнью:
— Позови хозяина. Не к тебе, но к нему я пришёл.
— Он и слушать тебя не станет. Больно надо было — к каждому прохожему выходить!
— Ну, так объясни вразумительно, глупая ты баба, растолкуй доходчиво, что принёс я его племянника...
— Как — племянника? — ахнула жена Иоанна, отступая на шаг.
— Очень просто. Это сын преставившегося недавно Николы, акробата и плясуна. А жена его, тоже акробатка, отошла в мир иной на неделю раньше. Мальчик — сирота. Чудом уцелел после моровой язвы.
— Свят, свят, свят! — перекрестилась стряпуха, глядя на монаха испуганно. — Вот ведь! Страсть какая! Сирота! Я сейчас доложу хозяину.
Вскоре появился и сам Никифор — в длинной ночной рубахе и ночном колпаке; только что лежавший под одеялом, он невольно ёжился от колючей утренней свежести. Оглядев монаха с ног до головы, глухо произнёс:
— Говоришь, Никола преставился? Это сын его? А не врёшь? Как тебе поверить?
— Документ имею. Выписку из церковной книги, данную дитю при крещении.
— Как же он крещён?
— Феофаном.
Почесав кадык, Дорифор вздохнул:
