Уже Грот «установил» различие между масляный и масленый, ветряныи и ветреный и проч. Создаются уже «ученые» споры. Грот ест масляную кашу на масленой неделе, а Кирпичников[60] — масленую кащу на масляной неделе. Остается изобретательным умам предложить во славу науки за-сыпатъ яму, но засыпать в полночь, или отличать произведение сомножителей от произвидения Пушкина, или произвѣдения шума и произведѣния фабрики и т. д.
Роман Брандт иронизировал: если так уж нужно все орфографически различать, то надо восстановить древние буквы Ѫ (юс большой) и Ѧ (юс малый). И писать: художникъ — если художник хороший, и хѫдожникъ, если он плохой.
Шутки-шутками, а все же верно: по дорожке разграничения можно далеко зайти. Ну, например, настаивать на использовании букв, употребляющихся только в одном слове: буква сразу будет отличать такое слово от всех других. (С ижицей почти что так и вышло: она была более или менее обязательна только в слове мvро.)
Где же остановиться? До какой степени надо содействовать разграничению написаний? Традиционный принцип сам по себе не может указать границу, Значит, он явно недостаточен, на нем не построишь орфографию.
Сторонники традиционной орфографии исходят из предположения, что надо защищать интересы читателя, а не интересы пишущего. В этом есть доля правды.
Но традиционная орфография, немножко облегчая чтение, сильно затрудняет письмо, особенно — обучение письму. Ученик должен запомнить сотни и сотни орфографических иероглифов! Небольшой выигрыш читателя не оправдывает огромные проигрыши учеников и учителей, — тех, кто учится и учит писать.
Наша дореволюционная орфография была барьером, который затруднял доступ к культуре широким народным кругам. Педагог, методист, просветитель Н. Ф. Бунаков писал:
В большинстве наших народных школ всякие иные письменные упражнения, кроме списывания и диктовки, или вовсе отсутствуют, или доводятся до безрезультатного минимума, особенно в старшем отделении, которое учится третий год и готовится к сдаче экзамена. Учитель, по необходимости, ежедневно, с утра до вечера, душит этих третьегодников диктовкой, которая, в конце концов, надоедает способным и живым крестьянским ребятам хуже горькой редьки. Ведь добиться ко дню экзамена удовлетворительного условного правописания… — дело не легкое. Это настоящая каторга для учителя. Сколько тратится свежих сил и дорогого времени ради этой погони за буквой ѣ,
