И все-таки она хорошая! | страница 28
. И сколько бы русских слов вы ни перебирали — все они будут подтверждать это правило, и никаких исключений нет.
Законы произношения, оказывается, еще категоричнее, еще тверже, чем законы письма. На письме я могу поставить и ту букву, и другую; рядом с д написать и с, и з. Сами нормы правописания легко изменяются решением какой-нибудь комиссии.
Произношение не допускает такого вмешательства. Даже желая произнести дуб, зуб с [б] в конце, мы не сможем это сделать[37]. Единственно возможное для нас произношение: [дун] [зуп]. Никакие декреты не заставят его изменить.
И закон этот, не в пример всяким правилам письма, не знает исключений. Нет человека, который, в ответ на вопрос: что болит? — ответил бы: [зуб]. Непременно скажет: [зуп], и это — всякий, каждый, любой, если только он не иностранец. И так — во всех словах.
Представьте: придумали вы рассказ про какого-то Тарабуба (кто он такой, Тарабуб? не знаю; вам виднее). Важно, что последний звук в его имени, конечно [п]: Тарабу[п]. Во всех падежах: Тарабуба, Тарабубом, Тарабубу — всюду [б], но в именительном — [п]. Это закон: на конце слова в русском языке невозможно [б], оно заменяется звуком [п]. Закон не знает никаких исключений!
Появилось, скажем, Центральное всесоюзное объединение библиотек — ЦВОБ. Конечное [б] опять-таки сейчас же превращается в [п]: [цвоп]. Вот какую силу принудительности имеют законы произношения!
Поэтому я и смог угадать, как вы произносите слово сделавший, хотя и не слышал вашего голоса. Закон таков: перед [ш] не произносится [в], а только [ф]. Послушайте: пропавший, вшить, ковши, левша, согласившись... Всюду [фш].
Белый, как лимон
Почему же многие слушают, а не слышат? Почему существует речевая глухота?
Примерно по той же причине, по которой смотрят, а не видят.
Комната освещена электрической лампой. Вы видите на столе белый лист бумаги. Какого он цвета?
Другая комната; она выходит окнами на север, в окно видно чистое небо. День ясный, солнечный. На столе лежит белый лист бумаги. Какого он цвета?
Вы скажете, что они оба белые; попросту нелепо спрашивать, какого цвета белый лист. Сколько бы вы ни всматривались в эти листы, ответить сможете то же самое: белые-белые. И одинаковые.
Однако точный физический анализ показывает, что бумага, освещенная электрической лампой, отражает те же лучи, что лимонная корка. Она лимонно-желтая, но мы видим белую. Синий лист в этой же комнате становится зеленоватым, а мы видим его синим.