– Что ты о себе возомнил, – закричал отец. – Чем ты гордишься? Книжка какая-то. Написал полную ахинею.
– Шизофреник, – поддержала его мать. – Столько сил в тебя вложили и все зря. Когда ж ты уже уберешься отсюда!
Каждый день они задавали один и тот же вопрос – ну что там с работой?
Они не понимали, что работой были мои интервью, моя новая книга. Все это стоило колоссальных усилий и отнимало почти все свободное время. Как можно было не понимать, что мне просто некогда зарабатывать деньги?! Что я занят куда более серьезными и важными вещами. Никто этого не понимал! Ни бывшая жена, ни родители, что уж там говорить о посторонних людях. Мир варваров. Дикий парадоксальный мир.
Каждый день я просыпался с тревожным ожиданием. Будь моя воля, я не просыпался бы вообще, ведь ничего хорошего меня не ожидало. Только новые проблемы, новые обвинения, очередная головная боль. Когда с родителями стало совсем невмоготу, я написал Наташе. Что хотел бы вернуться, начать все сначала – только забери меня из этого ада. Но попытка сбежать потерпела крах. «Ты всех кидаешь. Когда вернешь мне деньги? Без тебя мне лучше, чем с тобой», – вот и все, что сказала Наташа. Эх, если бы у меня были деньги, жена и родители любили бы меня гораздо больше. Как смешно и нелепо…
Когда человеку плохо, он обычно обращается к Богу, но никакого Бога рядом с собой я не видел. Ислам казался мне слишком строгим, буддизм – уж очень миролюбивым, христианином я вроде как был в настоящий момент (по крайней мере, меня крестили), но этот Бог отвернулся от меня и, видимо, дальше, нам было не по пути. И тогда я придумал своего Бога. И молитвы к нему я тоже придумывал сам. Вернее, к ней, по своему образу она скорее представлялась мне богиней-матерью. Полноватой, розовощекой, с длинными волосами и огромными голубыми глазами. В длинной юбке до самых пят, какой-то легкой рубашке и вязаной шерстяной жилетке поверх нее. Она была такой великодушной, всепрощающей, любящей, нежной, которая не сидит где-то там на далеком облаке, а вращается среди нас, простых смертных и помогает в наших делах и устремлениях. Никого не карает, не требует жертв и безусловного поклонения, не ставит условий, не издает сводов правил – а просто любит. Безусловно. Как мать. А я один из ее сыновей, пусть и слегка заблудший.
Молитвы эти были на каком-то странном языке, – они сами приходили мне в голову и каждый раз были разными. «Ишта май-я, ана-миа. Ама-ина-я, ива-им-ана» – звучало это примерно так, а может, и как-то иначе. Обычно я молился ей по ночам, лежа в кровати, когда рядом никого не было. И представлял, как она подходит ко мне, гладит по волосам, целует. А я кладу ей на колени голову, рыдая навзрыд – слезы душат, всего трясет – я и говорить толком не могу, но все же пытаюсь. О том, как мне больно, как плохо, как несправедлив и жесток ко мне мир. Но ей и не надо говорить – она и так все знает. Гладит по волосам, улыбается, целует и говорит так нежно и ласково: «Успокойся, мой мальчик. Я позабочусь о тебе. Ты очень важен и дорог мне. Все будет хорошо, Алешенька. Все будет хорошо».
