Настю тоже не осуждали. Как Вольфа не полюбить? Разве его можно сравнить с этим мальчишкой Данькой? Никому неизвестный режиссеришко. Да и получится ли из него режиссер? Но кто-то должен быть виновен… в общественном мнении.
Почему так случается, что некоторые люди всегда и во всем виноваты? Что бы они ни делали. Маринка безответная, не базарная, не наглая. На сцене часто плачет. Глаза, ах, какие у нее глаза! Грустные, наболевшие. Такую пнуть – самое простое. Милое дело. Елена Евстафьевна, видимо, тоже поучаствовала, бросила, наверное, мимоходом… Типа – «Не такая простая эта тихоня, как вы думаете. Где бы она ни появилась – всегда что-то случается. Может, нехорошо так говорить, а ведь собственного ребенка выносить не смогла. На мужа прожектор агроменный упал. А теперь что с этим Тёмой? – совсем, говорят, свихнулся Тёма. И мать евонная, Калерия Ивановна, тоже невесткой недовольна. Не знаю, что промеж них там между собой… Но матери виднее, мать всегда права, материнское сердце чуткое, оно всегда разглядит, где обман, где правда. Ведьма она, Маринка ваша. И не защищайте… Цыганская кровь. В тихом омуте… Вот и сейчас с этими, с Вольфом и Настенькой… Достойные, между прочим, люди. А эта, прости господи, чего она там намутила? Потому и пошло у них все наперекосяк».
А ведь действительно – наперекосяк. Вначале письма пошли. Все больше Насте. От ее взволнованных поклонников. Некоторые – довольно хамоватые. И несправедливые… Ругали… Даже называли «жидовской подстилкой». Настя удивлялась, но не особенно реагировала на это. В общем, – относилась философски. Слово «подстилка» ей даже немного импонировало. В этом есть что-то волнующее. А «жидовская»… Непонятно, кого они имеют в виду? Если Даня, так мы с ним расстались, а Вольф Янович… Так Бельский – скорее польская фамилия.
Потом Вольф как-то объяснился с Лизой. Лиза публично рыдала. Бегала по театру, заламывала руки. Всем рассказывала, как плачет и надрывается ее бедная душа… Не в силах вынести разлуки с любимым. Особенно жалели ее заслуженные и народные. Стали откуда-то появляться, ходили по рукам фотографии заслуженной и незаслуженно обиженной артистки – заплаканная, навзрыд, навзрыд. Вот фото у мостика «бедной Лизы» под Эрмитажным переходом, белый Лизин шарфик на черных перилах, ведущих к черной воде и неясная фигурка убегающей Лизаньки Шибановой в каракулевой шубке, убегающей, убегающей по белому, по белейшему свежему снежку – как трогательно! Высокие чувства! Устроили Лизе выступления – концерты, телевидение – чтение стихов, все больше об опустошенной душе, о рухнувших чувствах… «Нельзя сначала убивать, потом шептать: «Я не нарочно!»
