Конечно, напрямую все эти суждения и обличительные децимы Калерия Ивановна Маришке не озвучивала. Хватало доброхотов, чтобы донести сладкую сплетню до Маринкиных ушей. Но и в глаза много говорилось в этом духе, свекровь нередко выговаривала невестке, не особенно стесняясь в выражениях.
Вот такие грустные воспоминания посещали милую Маринкину головку. В свои неполные двадцать три она уже немало намыкалась и многое испытала. «Зато спектакль хорошо прошел, – думала она. – К черту грустные мысли. Лариса Дмитриевна тоже получилась. Вполне все получилось. Даже «волчицы» хлопали. И Тёма пришел на прогон, тоже хлопал. Говорю ему: пойдем со мной. Нехорошо мне, Маринка, побуду пока у мамы. Все равно после премьеры заберу его к нам, домой – хотя бы на недельку. Он убегает от меня, стесняется, потому что не в форме. Чего ему, дурачку, меня стесняться?
И эта новенькая – Светлякова, что из Малого драматического на Мойке, тоже на прогон пришла… Талантливая девочка. Там, в Малом, играла Клею из Эзопа. Я видела.
Голос у Насти густой, мелодичный. Движения – отточенные и размытые… изящные и угловатые одновременно. Шея и плечи – будто молоком облитые. Юная царица, настоящая царица! И наш заслуженный, Вольф Янович, тоже мне аплодировал стоя. Настроение у Маринки неплохое. Да что там неплохое… Давно она не испытывала такого подъема. Сама не своя, голова идет кругом… Теперь домой. И отдыхать. Завтра премьера, надо быть в форме. К черту дурные мысли». В хорошем настроении актриса поднялась и вышла из гримерной. Театр пуст, все давно ушли.
Именно тогда, спускаясь по лестнице, она и оказалась свидетелем этой откровенной и, по моему мнению, довольно неприличной сцены. Да, это был именно Вольф Бельский. Фортинбрас. Почему-то именно так называли его, – по имени персонажа из «Гамлета» – хотя Бельский никогда в «Гамлете» не играл. Фортинбрасу – за тридцать. Заслуженный. Всегда наглухо застегнутый, в рубашке с галстуком, в костюме, плотно облегающем крепкую фигуру. Аккуратная стрижка, безупречно подстриженные усики и бородка клинышком. В театре его любили за интеллигентность, за хриплый гортанный голос, которым он пел старинный студенческий гимн Гаудеамус. За доброту сильного человека, за детскую непосредственность и даже наивность. Снобливые молодые актеры часто подшучивали над ним. «Вольф Янович, вы видели эту ерунду, что французы на кинофестиваль привезли? Какая безвкусица – «Розовый телефон» называется». Бельский удивлялся: «Безвкусица? Не знаю, – а мне понравилось». Уважали его и за трепетное отношение к маме. Которую он встречал и провожал. И внимательно следил, чтобы ей удобно было входить в транспорт. За то, что никогда не стеснялся показывать свою сыновнюю привязанность. За его молодецкие акробатические номера на сцене – рондад, колесо, переворот на одной руке, мастерское владение саблей. Один молодой актер говорил:
