— Этот зверь убил бы вас, моя любовь, если бы госпожа Эрменгарда не подоспела вовремя. Я подозревала, что он что-то замышляет, когда увидела его утром. Он был как сумасшедший…
— Где ты была, когда я приехала? — слабым голосом спросила Сару Катрин. Эрменгарда объяснила:
— Он запер ее в чулан под лестницей. Там я ее и обнаружила, когда вошла. Оттуда она слышала твои крики и подняла страшный шум, чтобы ее выпустили. Но люди, которые живут здесь, не посмели сделать это. Гарэн пригрозил, что бросит их в темницу, если они станут тебе помогать. Когда я пошла к ним попросить корпию и бинты, я застала их едва живыми от страха.
— Я надеюсь, вы ободрили этих бедняжек?
— Разумеется, нет! — ответила графиня с громким смехом. — Я напугала их до смерти, сказав, что герцог снимет с них заживо шкуру, когда узнает, что они допустили такое. Они тотчас же стали настаивать, чтобы мы заняли их комнаты, и я не удивлюсь, если они сейчас упаковывают свои вещи!
Катрин осмотрелась вокруг более внимательно и обнаружила, что эта комната отличалась от той, в которой они с Эрменгардой жили раньше. Комната была больше, уютно обставлена, и здесь висели два прекрасных гобелена. В этой комнате не было двери в другую комнату, как в той, которую они делили с Эрменгардой, и мысль о том, что она сокрыта от любопытных глаз Мари де Вогриньез, принесла Катрин удовлетворение. Сара вернулась к очагу и стала разливать содержимое маленького чугунка в фаянсовые чаши, а Эрменгарда села в ногах Катрин и рассказывала ей, как они с Сарой смазывали ее тело успокаивающим бальзамом, прежде чем перебинтовать ее.
— Ты вся в синяках и ссадинах, — бодро произнесла она, — но, к счастью, ссадины не очень глубокие. Сара считает, что у тебя останется только несколько небольших шрамов на теле и ни одного на лице. У меня впечатление, да простит меня Бог, что твой муж лишился рассудка. Что ты ему сделала?
Эрменгарда, очевидно, сгорала от любопытства, но Катрин чувствовала себя слабой, как котенок, и не испытывала желания начинать рассказ о том, что случилось днем раньше. Она подняла свои забинтованные руки и пристально смотрела на них с каким-то веселым недоумением. Бальзам, которым она была обмазана, просочился сквозь тонкие бинты, оставив на них большие жирные пятна. Катрин чувствовала себя так, будто превратилась в большую тряпичную куклу. Только ее волосы, аккуратно причесанные, казались живыми и были действительно частью ее тела. Она взглянула, и Эрменгарда, которая была более чуткой, чем казалось, сразу же ее поняла.
