Вихри катаклизма сорвали с ростров и унесли вельбот; два из четырех аппаратов получили повреждения. И разбираться с этим придется ему, фон Эссену: согласно приказу каперанга Зарина, он замещал лейтенанта Качинского в должности командира авиагруппы. И для начала, разместить на тесной палубе еще два аппарата, и так, чтобы не мешать, при случае, расчетам орудий. Пожалуй, прикинул лейтенант, обломки аппарата Корниловича можно пристроить между трубами. Крылья придется снять - не беда, все равно пойдут на запчасти. У одной из алмазовских "пятерок" как раз повреждена верхняя пара плоскостей...
- Ну и как вам все эти странности? - прапорщик Лобанов-Ростовский выколотил о ладонь трубку, раскрыл нож-тройник и принялся ковыряться в мундштуке. - Лето в феврале, и с часами черт знает, что.
- Костинька прав, - добавил подошедший вслед за прапорщиком Марченко. - Только он еще не о всех странностях знает.
- А ты, значит, уже сподобился? - осведомился летнаб. - Пока одни с погрузкой возятся, Боренька тут как тут - слухи собирает.
Экипаж «тридцать второй» принимался за пикировки, как только оказывался на палубе, ничуть не стесняясь присутствием посторонних. Чины и титулы не играли при этом никакой роли, тем более, что Лобанов-Ростовский, считающий род от владетельных князей с пятнадцатого века, испытывал к своему пилоту, сыну казанского преподавателя географии, сильнейшее уважение. Поручик Марченко самый опытный пилот авиаотряда; в его летной книжке значится больше всего боевых вылетов, и даже две победы в воздушных боях.
- С погрузкой ты один, князинька, управишься, - лениво отозвался Марченко. - Вон, какой здоровенный, орудие можешь на палубу затащить без всякой лебедки, не то что гидроплан!
Прапорщик отличался завидным сложением, и это доставляло им обоим немало неудобств: тесная кабина М-5, где сидеть приходилось бок о бок, как в авто, не рассчитана на таких богатырей. Зато Лобанов-Ростовский стрелял из «Льюиса» с рук, без упора, и отлично попадал в полотняный конус буксируемой мишени.
- ...а странность такова: радиотелеграфист не может выудить из эфира ни единого сообщения. Говорит, тишина первозданная, ни единой передачи - одни помехи, будто до изобретения господина Маркони. Такие-то дела, судари мои...
- Господин лейтенант, вашбродие!
Эссен обернулся. Перед ним стоял взмыленный капитанский вестовой.
- Лейтенанта фон Эссена требуют на мостик! - отрапортовал он.
Авиатор кивнул собеседникам и заторопился к трапу.
