— Да нет, нет. Ступай, Коррежу, и поторапливайся. Главное, не говори другим, что Магеннок мертв. Иначе их здесь будет не удержать.
— Обещаю, госпожа Онорина.
С этими словами матрос убежал.
Через час появились сестры Аршиньа — две высохшие костлявые старухи, похожие на колдуний, в чепцах с засаленными бархатными лентами. Онорина перешла к себе в комнату, расположенную на том же этаже, в конце левого крыла.
Бодрствование над покойниками началось.
Эту ночь Вероника провела частью подле отца, частью у изголовья Онорины, состояние которой ухудшилось. В конце концов Вероника уснула. Разбудила ее бретонка, которая вдруг заговорила в одном из тех приступов горячки, когда сознание затемнено еще не полностью:
— Франсуа, наверно, спрятался… и господин Стефан тоже… Магеннок показал им на острове много всяких укромных уголков. Так что их никто не увидит и ничего не узнают.
— Вы в этом уверены?
— Уверена… Значит, так. Завтра, когда все покинут Сарек и мы останемся вдвоем, я дам в раковину условный сигнал, и Франсуа придет сюда.
Вероника возмутилась:
— Но я не желаю его видеть! Он меня ужасает! Будь он проклят, так же как и его отец! Вы только подумайте: он убил моего отца прямо у меня на глазах! Убил Мари Легоф, хотел убить и вас! Нет, я ненавижу это чудовище, он мне отвратителен!
Бретонка привычным жестом пожала Веронике руку и прошептала:
— Не осуждайте его, он не понимал, что делал.
— Что вы такое говорите? Не понимал? Но я же видела его глаза — глаза Ворского!
— Он не понимал… он обезумел…
— Обезумел? Да о чем вы?
— Да, госпожа Вероника. Я знаю мальчика. Он сама доброта. Он мог сделать все это лишь в припадке безумия… и господин Стефан тоже. Теперь они, наверно, рыдают от отчаяния.
— Но это невозможно… Не могу поверить…
— Не можете поверить, потому как не знаете, что тут происходит… и что вот-вот произойдет. Если бы вы знали… Ах, тут такое, такое…
Голос Онорины замер. Она замолчала, продолжая лежать с открытыми глазами и беззвучно шевелить губами.
До рассвета больше ничего не произошло. Около пяти утра Вероника услышала стук молотков, и почти тут же дверь распахнулась, и в ее комнату влетели весьма взволнованные сестры Аршиньа.
Оказалось, они узнали правду: Коррежу, чтобы хоть немного взбодриться, выпил лишку и проговорился.
— Магеннок мертв! — вопили они. — Магеннок мертв, а вы ничего не сказали! Мы уезжаем. Давайте наши деньги, да поскорее.
Едва Онорина с ними расплатилась, как сестры бросились прочь со всех ног, и часом позже остальные женщины, уведомленные ими, собрались вместе, таща за собою работавших до этого мужей. Все твердили одно и то же:
