Сочинения в трех томах. Том 3 | страница 27



В этот миг г-н д'Эржемон вновь отступил к окну, повернулся, и Вероника увидела его лицо. Отец стоял неподвижно, взгляд его блуждал, а руки были вытянуты вперед в нерешительности, словно в ожидании чего-то жуткого, что вот-вот должно было произойти.

Он, запинаясь, бормотал:

— Убийца… Убийца… Так это ты? Будь проклят!… Франсуа! Франсуа!

По-видимому, он звал внука на помощь, а тот, вероятно, тоже подвергся нападению, быть может, был ранен или даже убит!

Собрав последние силы, Вероника поставила ногу на карниз.

«Это я! Это я!» — хотела она закричать.

Но крик застрял у нее в горле. Она разглядела, увидела! Напротив отца, шагах в пяти от него, у противоположной стены комнаты, стоял некто и медленно наводил револьвер на г-на д'Эржемона. И этот некто… О, ужас! Вероника узнала красный берет, о котором упоминала Онорина, фланелевую рубаху с золотыми пуговицами… Но главное, в этом юном лице, искаженном злобой, она узнала выражение, какое видела на лице у Ворского, когда на него накатывали приступы ненависти и жестокости.

Мальчик ее не видел. Его глаза не отрывались от мишени, казалось, он испытывает нечто вроде свирепой радости, медля с роковым движением пальца.

Вероника тоже не издала ни звука. Ни слова, ни крик не могли отвратить гибель отца. Ей следовало сделать одно: броситься между отцом и сыном. Она резко подтянулась и перелезла через подоконник.

Но было поздно. Раздался выстрел, и г-н д'Эржемон со стоном повалился на пол.

И в ту же секунду, когда старик рухнул как подкошенный, а мальчик не успел даже опустить руку, дверь в глубине комнаты растворилась. Ворвавшаяся Онорина узрела картину во всей ее, если так можно выразиться, жути.

— Франсуа! — вскричала она. — Ты?

Мальчик бросился на нее. Бретонка попыталась преградить ему путь, но борьба даже не успела завязаться. Франсуа попятился, вскинул руку с револьвером и выстрелил.

Колени Онорины подогнулись, и тело ее медленно осело в дверном проеме. Мальчик перескочил через нее и скрылся, а бретонка все продолжала бормотать:

— Франсуа! Франсуа!… Нет, не верю… Это невозможно… Франсуа!…

За дверью послышался хохот. Да, это смеялся мальчик. Услышав этот жуткий, адский смех, похожий на смех Ворского, Вероника ощутила ту же нестерпимую муку, какую она испытывала когда-то, находясь рядом с Ворским.

Она не стала преследовать убийцу и даже не окликнула его.

Внезапно Вероника услышала свое имя, произнесенное слабым голосом:

— Вероника… Вероника…

Распростертый на полу г-н д'Эржемон смотрел на нее остекленелым, уже полным смерти взором.