Было Рождество 1981 года. Мы только-только начали оправляться после трудного жизненного периода, и я, перенеся летом операцию по поводу рака, стала по-новому осознавать ценность каждого дня, а также научилась глубже ценить любовь и семью. Это Рождество выдалось особенно прекрасным, поскольку все шестеро наших детей приехали праздновать его с нами. Хотя в то время мы еще не могли этого знать, нам с Дэвидом, моим мужем, предстояло переехать во Флориду следующим летом, и после того Рождества нам ни разу не удавалось собраться всем вместе в одно и то же время.
Стоя в одном конце громадного пространства, служившего нам одновременно гостиной, столовой и кухней, я готовила ужин. Было шумно: в радиоприемнике играла рождественская музыка, в кухонном уголке звякала посуда, а вокруг гарцевали девять молодых взрослых (кое-кто из наших детей привез с собой гостей). Кошки в типично кошачьей манере собрались все вместе на лестнице, подальше от этого бедлама.
И вдруг я краем глаза поймала какое-то почти незаметное, неожиданное движение и повернулась. Моим глазам предстало ошеломительное зрелище. Среди всего этого шума и гама, прямо в центре кошачьей миски, стоявшей на полу, сидела крохотная, изумительно красивая мышка – олений хомячок – и ела сухой кошачий корм. Невероятно, подумала я, глядя на зверька во все глаза, но не произнося ни слова. С одной стороны, мне хотелось убедиться, что этот хомячок – не плод моего воображения; с другой, должна признаться, я хотела, чтобы пару минут это зрелище принадлежало мне одной. Хомячок был просто очаровательный.
Он сидел на задних лапках, его пухленькая попка основательно угнездилась в середине миски, маленькие передние лапки держали кусочек корма. Кусочки были круглые, с дырочками посередине; наш хомячок крепко держал свой кусочек лапками с обеих сторон и был безумно похож на толстяка, жующего пончик. Прикончив один кусочек, он взял себе второй, поворачивая его и приспосабливая к своим крохотулечным пальчикам, пока не нашел идеальное положение, а потом снова начал обгрызать еду.
Я присела на корточки, разглядывая хомячка, и встретилась взглядом с его блестящими черными глазками. Мы пристально поглядели друг на друга, потом он отвернулся и, как ни в чем не бывало, продолжил ужинать. Пора было звать свидетелей.
– Эй! – тихонько позвала я собравшуюся в комнате толпу. – Идите-ка сюда, посмотрите на это.
Когда мне наконец удалось привлечь внимание домашних, я думала, что вот сейчас все кончится: он сбежит и спрячется от надвигающейся на него толпы. Не тут-то было! Хомячок как сидел, так и продолжал сидеть, а одиннадцать человек, наклонившись, встали в кружок, откровенно глазея на него – и, кстати говоря, не молчали при этом. Он с уверенным видом окинул собравшихся взглядом, повернул свой «пончик» на четверть круга и продолжал жевать.
