— Да-да?
— Смешную историю. С ног, говорит, сбилась — не могла купить этих вот мерзких зеленых таблеток для "Фумитокса", и только на Дорогомиловском рынке обнаружила. Обрадовалась, как дитя, продавца спрашивает: а в какую цену пластинки? Он отвечает с интонациями героя-любовника: десять рублей за ночь…
— И недорого…
Эва, бывшая эстонка, выпила большую часть коньяку, все-таки [t19]принесенного ею, и спит в комнате, бывшей детской, а теперь — для гостей вроде бы. Я так же сижу за письменным столом, ничего не изменилось, и завтра тоже будет по-старому все — дождь идти, листья падать, потом гнить, мужчины — прятать в мусорных дизайнерских ведрах, оплаченных мной, упаковки от чипсов, съеденных их любовницами.
Я встаю и смеюсь в голос. Эва, бывшая эстонка, очень любит приводить мне такой аргумент:
— Зато у тебя целых три мужа было, а у меня — ни одного.
— Умею устроиться, — обычно отвечаю я ей, и мы смеемся.
Вспоминать про второго мужа с классическим именем Максим Максимович я не могу вообще, начинаю трястись, плакать и выжирать флаконами [т20]корвалол, потом сильно болит разрезанная и сшитая рука, а с третьим было даже забавно.
С третьим мужем мы расстались как будто вообще не по-настоящему.
Помню, я сидела на кухне, пила чай с лимоном и трепалась по телефону опять же с Эвой. Мы живо обсуждали нашего общего знакомого, окончательно рехнувшегося: тот перестал стричься, зато начал изучать болгарский язык. Вошел муж, и я сразу обратила внимание, что у него Лицо. Не просто там какое-то лицо, а Лицо. Специальное Лицо делалось третьим мужем в частых, но от этого не менее заметных случаях. Лицо означало, что он не просто недоволен, а выведен из себя, взбешен, и лишь природная вежливость и благоприобретенное образование мешают ему орать, прыгать орангутангом, наматывать мои волосы на кулак и стучать получившуюся голову об стену.
Я быстро попрощалась с Эвой, и тихо-тихо спросила:
— Что-то случилось?
— Случилось, — сказало Лицо, багровея.
Это уже был совсем плохой прогностический признак.
На стол, красиво оформленной белой скатертью с фестончиками, муж положил оранжевую коробочку с презервативами Контекс. Тяжело опустился на табурет. Руки положил рядом с коробочкой. Таким домиком. На предвыборных плакатах Черномырдин так делал. "Наш дом — Россия" называлось. Хороший, умиротворяющий жест. Но не в нашем случае.
— Да-да? — уточнила я, потому что никакими словами появление презервативов на кухонном столе муж не сопроводил.
