— Ах, вот что ты спрашиваешь.
— Да!
— А то я не понял. Думал — не разглядела. Зрение, думаю, падает. С годами-то…
— Оставь свое хамство! Ответа не слышу.
— А я молчу потому что.
— Откуда здесь эта дрянь?!
— Господи, ну мало ли. Тамара Петровна, что, уже не имеет права перекусить в разгар трудового дня? Передохнуть пять минут без квача с хлором?
— Не может! У Тамары Петровны хронический панкреатит и язва кишечника! Она кефир однопроцентный кушает! И йогурт с ванильными сухариками!
— Это я съел. Прости. Не хотел сознаваться.
— Прекрати! Ты ненавидишь чипсы! Какие проститутки жрали это говно?!
— О. Можно, я пойду прогуляюсь? Что-то башка трещит, сил нет. Ты здесь пока полежи, отдохни. А то что-то ты прямо нехороша сегодня.
И он, натурально, встает, натягивает свои белые джинсы, одни из двух дюжин, заветная мечта голодного детства, белые штаны и Рио-де-Жанейро, и преспокойно выходит из квартиры, не слушая моих истерических воплей. Щелчок. Дверь закрылась. Классически — шаги на лестнице. Я валюсь неоформленной грудой в кровать, подушки с тремя полосочками, Pratesi, бессильно реву, достаточно долго. Не буду его дожидаться. Поеду домой, не включая света, усядусь в красное кресло со сложным названием, начинающимся со слова Релакс, и позвоню Эве, бывшей эстонке.
— У Него кто-то есть, — снова провою жалко в трубку.
— Еду, — ответит отзывчивая Эва, — коньяк взять?
— Не надо, — проплачу в ответ, — у меня имеется…
Пока она добирается из своего Бирюлево, включу компьютер. Сяду за стол, хороший письменный стол из березы, положу на него сначала руки, левую с одиннадцатью шрамами, правую простую, на них сверху — лоб, занавешусь жестковатыми от краски волосами, и повою немного ещё. Закурю сигарету, красный Давидофф. Через время, потребное для полной комьютерной загрузки, откою почту на Яндексе, и настучу письмо от Гвендолен.
Гвендолен пишет, ловко ударяя длинными пальцами в серебряных массивных кольцах по клавиатуре:
"Можно встать так [т16]перед зеркалом. Я, допустим, впереди, а ты сзади, чтобы во-первых, дышать обещанно в затылок виски, а во-вторых, я же много меньше ростом, ну. Можно так стоять какое-то время, и читать по строчке стихов известных поэтов. Отдать тебе любовь? — отдай! она в грязи! — отдай в грязи! я погадать хочу — гадай! ещё хочу спросить, — спроси! допустим, постучусь, — впущу! допустим, позову, — пойду! Потом аккуратно начать снимание одежд, наблюдаемое в зеркале, оно затянется ровно на количество этих самых одежд, нет, торопиться не надо. А если там беда? — в беду! а если обману — прощу! а если будет боль? — стерплю, а если а если вдруг стена? — снесу, а если узел — разрублю. И можно в конце добраться до черного белья с кружевами, оно сегодня такое, и положить руки мне на грудь, такую на вид грудь принято называть налитая, так вот на нее руки, да, кладем. Смотрим. Не надо спешить. А если сто узлов? — и сто! любовь тебе отдать? — любовь! не будет этого! — за что? — за то, что не люблю рабов. — Идиотский финал у стиха, правда? "
