Подходя к протекавшему около их лагеря ручью, чтобы умыться, лэрд услышал, как Катарина произнесла его имя:
— Локлан немного мрачный.
Шотландец знал, что подслушивать — плохо, но в то же время женщинам не следовало обсуждать его за глаза. Решив, что иногда можно и попробовать поправить злом другое зло, горец подкрался поближе и увидел обеих спутниц у воды, умывающих лица.
— Он кажется очень нелюдимым, — заметила Джулия. — Словно его терзает какая-то внутренняя боль.
— Думаю, он беспокоится о пропавшем брате и о своей семье.
— Возможно, но я слышала рассказы о его отце. Говорят, что тот был не в себе. Как считаешь, могло безумие передаться его сыну?
— Нет, — выражение искренности на лице Катарины тронуло Мак-Аллистера. — Локлан — хороший человек. Вспомни, как он предложил, чтобы его дом стал вашим домом.
— Я помню. С его стороны это было более чем учтиво и порядочно. Просто… — голос Джулии пресекся.
— Просто что? — спросила Кэт.
Англичанка сглотнула ком в горле и продолжила:
— Я слышала, что когда старший Мак-Аллистер был в Англии при дворе, нашли изнасилованную и до смерти забитую девушку восемнадцати лет, мою ровесницу. Последний видевший ее человек утверждал, что она собиралась на встречу с Мак-Аллистером. И многие другие люди говорили, что тот убил ее во время свидания.
— Но ведь его не арестовали?
— Нет. И все же… Что, если это он убийца? Думаешь, лорд Ло…
— Нет, дитя, — оборвала ее Катарина. — Никогда. Не в его натуре совершать такое.
Горец попятился назад, прочь от женщин и их слов, все еще звучащих в его ушах. Скорее всего, то преступление действительно совершил его отец: Локлана бы это не удивило.
«Люди уважают лишь жестокость. Покажи им, что ты — самый большой негодяй, и никто не осмелится на тебя напасть». Его отец жил и умер, следуя этому правилу. А его мать носила на себе достаточно синяков и ссадин, чтобы Локлан знал не понаслышке, как часто его отец распускал свои кулаки даже с ней, не говоря уже об остальных.
Но, по крайней мере, Катарина видела истинное положение вещей: Локлан не был таким, как его отец, он отказывался обращаться с людьми так же жестоко. К сожалению, немногие могли это разглядеть.
С тяжелым сердцем горец вернулся в лагерь.
Лицо Брайса просияло, едва он увидел пойманных зайцев:
— Сегодня вечером животы у нас будут набиты!
Локлан положил добычу к ногам юноши, чтобы тот мог освежевать ее:
— Мне надо бы умыться.
Идя к ручью на этот раз, шотландец постарался шуметь как можно больше, чтобы предупредить женщин о своем появлении.
