— Я решила провести лотерею, — ответила ему мисс Алиса. — Каждый желающий — кроме пострадавшей семьи, естественно, — получит по номеру. Я буду вытаскивать номерки из шапки, пока зал не заполнится.
— Как так? — опешил Корн. — Я же местный журналист! Город рассчитывает на меня! Я буду ушами и глазами наших жителей!
— Мистер Корн, — сказала мисс Алиса, явно наслаждаясь своей властью. — Я хорошо знаю, какой вы важный человек. Вот, к примеру, не далее как позавчера мы на заседании Исторического общества обсуждали, как было бы чудесно, если бы вы вдруг начали освещать наши встречи и в своих статьях рассказывать о нашей деятельности.
Корн тут же поставил нос по ветру.
— Заверяю вас, — прижал он руку к груди, — приду! Прямо на следующее заседание и приду!
Заручившись этим обещанием, мисс Алиса провела журналиста в зал заседаний еще до начала лотереи.
Спенсер не очень-то жаловал Корна. Тот постоянно выглядел помятым и вечно жаловался на свой, как он выражался, «нервный животик». Непрерывно сосал антацидные таблетки и ходил с зубочисткой, торчащей из уголка рта. Молодых и амбициозных репортеров, всеми силами желавших пробиться в крупную городскую газету, еще можно обвинять в пристрастии к преувеличениям и гиперболам, поскольку они питали надежду выделиться своим наивным сенсационализмом. Но газетчик типа Корна, то есть мужчина средних лет, который понимал, что шанс прославиться давно уже миновал, сознательно перебарщивал в репортажах исключительно из личных симпатий или антипатий, а вовсе не ради карьерного роста. В глазах Спенсера он был куда более опасен, нежели целая стая известных репортеров, слетевшихся со всей страны.
Прямоугольник альбемарльского судебного зала делился барьером высотой в рост пятилетнего ребенка. Одну половину занимали деревянные скамьи для зрителей — общим числом тринадцать рядов с центральным проходом, как в церкви. Если точнее, как на венчании, где родственники жениха сидят по одну руку, а родственники невесты — по другую. Так и здесь: сторонники подсудимого обычно тяготели к левой стороне, в то время как их противники выбирали себе сторону правую, то есть поближе к прокурору.
Вторая половина зала была отведена судье Спенсеру, мисс Алисе, официальному судебному репортеру, присяжным, адвокатам и собственно подсудимому. Увидев Делани, Спенсер отметил, что она надела узкую черную юбку и ярко-голубую кофточку с короткими рукавами и пушистым белым воротником, чуть ли не из птичьих перьев. Профессиональным это одеяние при всем желании не назовешь, однако сегодня зал не обращал внимания на ее эксцентричный наряд. Все глаза были устремлены на Франка и Максин Арнольдов, которые в сопровождении почетного полицейского эскорта вошли в зал буквально за пару минут до начала слушаний. Супружеская чета села позади прокурорского стола. Франк невидящим взглядом уставился перед собой. Одет он был в итальянский костюм из серого шелка, при белой накрахмаленной сорочке с серебристым галстуком. Максин сидела справа от него в простеньком черном платье. Свои светлые волосы она стянула в безжалостный, тугой узел на затылке. Набухшие веки, красные, заплаканные глаза.
