Ключевым во всей затее "Родины" с референдумом является не риторический вопрос "Что произойдет после референдума?", а то, насколько эффективно сумеет партия использовать в пропагандистских целях собственно подготовку волеизъявления. И, конечно, если одним прекрасным днём всеобщее голосование по референдуму "Родины" все же состоится — это многое скажет о потенциале партии.
ХОТЯ С УДАЧНЫХ ДЛЯ "РОДИНЫ" выборов 2003 года прошло почти полтора года, партия до сих пор, кажется, пытается определиться со своим избирателем: каков он, во что он верит и чего хочет. С этой почти нескончаемой попыткой связаны и слова Рогозина, произнесенные все на том же партсовещании, о том, что "дальнейшая тактика поведения партии продиктована стремлением стать ведущей левопатриотической оппозиционной силой, а не быть на манер многих послушной манипулируемой оппозицией. Сочетание патриотизма и социал-демократии будет тем самым контекстом, в котором "Родина" будет бороться за власть. Наша программа станет квинтэссенцией гражданских прав".
Закроем глаза на пассаж в адрес КПРФ — перед нами возникнет на первый взгляд неудобоваримый идеологический компот, в котором "патриотизм" смешан с "гражданскими правами", а сверху добавлены никому не известные идеалы "социал-демократии". Такой компот, однако, вполне жизнеспособен в постмодернистских политических реалиях России начала XXI века, в которых произошло полное размытие любых партийных идеологий: государственник-президент, выходец из КГБ, сдает территории; "партия монетизации" приходит к власти на сталинской риторике; коммунисты отказываются от интернационализма, классовой борьбы, гегемонии пролетариата и неприятия частной собственности; а либеральные политики вынуждены вообще становиться ура-патриотами.
Прошлые выборы и нынешние "реформы смерти" показали, что в стране стремительно набирает вес электоральный класс "просвещенных патриотов", которые числят себя державниками, но опасаются грядущего авторитаризма, готовы ко всеобщей экономической мобилизации, но только не к продразверстке или коллективизации, радуются возрождению Православия, но раздражены "попами на мерсах". Они убеждены в историческом величии Советского Союза, но с неприятием относятся к "пломбированному вагону", к репрессиям 30-х, к туфле Хрущева и к "маразматическому брежневскому Политбюро", они убеждены в гибельности реформ Грефа, но всячески открещиваются от собственной маргинальности, пытаясь "выбиться в люди". Они ненавидят нынешнюю власть за нарастающее безволие и одновременно — за уменьшение свобод; они не верят в Путина, но апеллируют к Кремлю в дни кризисов и национальных оскорблений. На этом "просвещенно-патриотическом" поле до сих пор по-настоящему не играла ни одна серьезная партия.
