ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ
Владимир Личутин
Владимир Личутин
ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ
Бывает же так: живут люди в разных сторонах русской земли, а судьбы удивительно схожи, как под копирку.
Дед моей жены, Семен Борисович Семенов, родился в 1870 году в деревне Белощелье Мезенского уезда Архангельской губернии. Лобастый, с пристальным колючим взглядом, густая борода окладом. Учился "самоукой". Сошелся с политическими, сосланными на Мезень, писал стихи, стал "прокламатором-агитатором", отказался от Бога, но крестьянское хозяйство не бросал. Отбывал срок в кутузке, в интервенцию сидел в лагерях смерти на острове Мудьюг, оттуда умудрился бежать. В 1924 году поехал с Крайнего Севера осваивать Сибирь, где, по рассказам и побасенкам, было много воли и земли; посадил всю многодетную семью в лодку и по реке сплыл до уездного города, чтобы там выправить нужные бумаги. Но ему сказали, дескать, зачем залезать так далеко, если под боком столько неосвоенных пространств. По речке Сояне Семен Семенов поднялся в тайболу и основал промышленный стан, который позднее вырос в деревню. Первые два года погибали от голода, но с великими трудами и усердием подняли свое хозяйство. И тут же мужика обложили непосильными налогами. Однажды, спустившись в соседнюю деревню за сотню верст, в магазине объявил: "Всякая власть есть насилие" и пропел частушку своего сочинения: "При царе при Николашке ели белые олашки. Нынче правит исполком, всю солому истолкем". В 37-м году на заимку поднялись на лодке двое в форме, арестовали Семена Семенова и упекли крестьянина сначала в Мезенскую пересылку, а после в сибирский лагерь, где он и погиб в безвестности…
Вспомнил я мезенского мужика, прочитав книгу Михаила Новикова "Из пережитого". ("Энциклопедия сел и деревень". Москва, 2004 г. ). Что общего с помором? Поразительная внутренняя самостоятельность, граничащая с гордынею, небрежение законом, неискоренимое желание русской воли, не той конституционной свободы, как её мыслят в Европах, а именно мечтание вольного труда, как высшей жизненной цели, отрицание государственного регламента, понимаемого мужиком как насилие, беззаконие, тюрьма без решетки, когда за каждый шаг без дозволения мыслится препона, угроза, штраф, всякая перетыка и пересека… И такой породы людей на грани веков обнаружилось немало, они и явились тем горючим материалом, который жертвенно был брошен в костер революции ради обретения Закона Правды, но когда потухли головни, залитые кровью невинных, и рассеялся горький дым, и приостыл угар торжества, то вокруг кострища, где обуглились национальные заповеди и повыгарало религиозное чувство, вдруг обнаружились чужие для России люди в кожанках с револьверами, успевшие ловко присвоить право распоряжаться жизнью ещё живых.
