Сможет ли выйти в море наш флот, и что он сможет в море сделать — вопрос вообще открытый. Дай Бог, если он сможет обеспечить залп от причальных стенок наших ПЛАРБов…
Что из этого получится и чем закончится такая "война", каждый может предположить сам в силу своей фантазии…
И сегодня от этого страшного сценария нас защищают не "пиаровские" речи Иванова и не пустые обещания Путина, а лишь остатки Советского ядерного потенциала, который всё ещё заставляет давно чувствующую себя победителем Америку не связываться с Россией, не предъявлять ей, как Сербии и Ираку, ультиматумы.
Но не стоит думать, что США будут долго терпеть своеволие умирающей страны…
ДУША НАИЗЪЯСНИМАЯ
Владимир Личутин
0
ДУША НАИЗЪЯСНИМАЯ
Воистину неисповедимы пути Господеви….
Однажды, будто из остывающей скудной темной амбарушки, куда были заперты и почти забыты прожитые годы, из этой мерклой беспамятной скрытни истекшего времени вдруг донесся по телефону глуховатый, ласковый допытывающийся голос: "Володенька, здравствуй, дорогой, это я, Виктор Крючков… Ты помнишь меня, мой хороший?" Какая мягкая, застенчивая, убаюкивающая интонация. "Помню, как не помнить-то!" — торопливо закричал я в трубку. "Теперь я сельский батюшка в селе Зараменье Тверской области... Служу в храме, который сам и построил. Вот так вот, мой хороший. Может, соберешься когда и приедешь?"
Я познакомился с Виктором Крючковым лет шестнадцать тому. Забыл, по какому случаю и как пересеклись наши пути; только однажды оказался с приятелем на его московской квартире. Художник, кинорежиссер, боец русского стиля, порывистый сухощавый хозяин не мог и минуты усидеть спокойно. Умом-то мы знаем, как надо правильно жить, по заповедям, чтобы не заблудиться, но, увы, никак не можем устроить жизнь правильно, ибо надо бороться с "врагом внутренним", а мы всё время нацеливаем себя на "врага внешнего"... Босой, в каких то холщовых портах ("кость да жила — гольная сила"), Крючков метался по квартире, то жонглировал булавой, то перед моим носом рассекал воздух длинным сверкающим мечом, выкованным на череповецком заводе для Ильи Муромца, а угодил вот, кладенец, смятенному москвичу, с трудом тянущему семейный воз. Наверное, Виктор готовился к чему-то предстоящему, неявно брезжащему в потемках, что нельзя было пока представить: то ли к затяжным боям с "ненашими", то ли к созданию русской общины иль военной дружины, то ли к коренной перековке унывной бедной жизни. А на Москве уже было непродышливо душно и ожидалась близкая гроза: всем хотелось перемен…
