Березовый свет | страница 13

Как все же важно в жизни сделать именно вот такой, первый шаг.

Старая-престарая ель стояла на опушке. Смыли дожди и ветры с ее корней песок, оголили. И когда мой взгляд упал сначала на эти цепкие еще корни, потом потянулся вверх по чистому, почти до вершины без сучьев, стволу, я увидел: да это же Останкинская башня!

Громадина, а будто невесома, закинешь голову — верхушка в облаках, будто из стали отлита, на века.

На исходе августа я рыбачил на Березине. Днем на голубом, приподнятом над комариным лозняком горизонте иногда были видны белые полоски крыш какой-то деревушки, и тогда я вспомнил, что в трех километрах — жилье. Утром или вечером, когда тишина была особенно звонкой, сюда долетали далекие петушьи крики и, кажется, скрип колодезного журавля.

Изредка в излучину заглядывал спиннингист, почти на ходу делал несколько бросков, шел дальше. Да пробегали время от времени вверх или вниз по реке моторные лодки, и тогда било в берег высокой волной. А еще вскрикивали на лугу коростели, тихо крякали в камышах утки.

Больше ничто не тревожило моей излучины, и после городских шумов это было приятно.

Я ловил окуней, ельцов, но больше подлещиков, бравших и на червя, и на хлеб, часто оставлял в водорослях крючки и, привязывая новый, мурлыкал себе под нос какую-нибудь песенку, потом шел к палатке, разводил костер, варил уху, кипятил чай, слушал тишину.

Однажды, когда я чаевничал у костра, что-то незнакомое вторглось в мой временный мир тишины.

Откуда-то из-за спины послышался шелестящий шум, все приближаясь, восходил как бы вверх, к звездам, усиливался, снова затихал, будто снижаясь.

«Что бы это могло быть?» — подумал я, всматриваясь в темную синь неба, по ничего не заметил.

Через несколько минут все повторилось. На этот раз, едва заслышав чуть пробившийся шелестящий шум, повернул на него голову, стал глядеть в небо пристальнее. И тогда различил в нем темное, быстро плывущее облако.

Это были скворцы.

Ни голоса, ни звука, только шум тысяч крыльев, слившихся в один таинственный шелест.

И сразу вспомнил про осень…

Наверное, это был их прощальный полет над материнской землей.

Поплавок был уже чуть виден на сине-черной воде, и я, воткнув удочку в берег, стал смотреть на тающий закат.

Все вокруг выглядело устало-сонным, только уголок заводи напротив зари заметно розовел. Потом и он начал темнеть, затем зазеленел, стал голубоватым…

Полоска не то зеленой, не то голубой воды совсем сузилась и вдруг показалась ярко-белой.