Мальчики и девочки слушали, разинув рты. Им всё интересно. Внучка моя не смела шелохнуться. Так они впервые услышали и увидели то, что им как гражданам России следует знать. Их интересовало, конечно, что это сверкает у меня на груди. Да, накануне все ордена и медали я надраил мелом. Пришлось объяснять. Одна девочка спросила: "А почему так мало?". "Милая, — ответил я, — если нацепить всё, чем за семьдесят лет нас удостоили, я бы к вам на четвёртый этаж не смог подняться. А здесь только самые характерные фронтовые награды: "За взятие Кёнигсберга, "За победу над Германией", над Японией, "За отвагу", да ещё орден Сталина, учреждённый ветеранами Украины".
А потом они закатили такой концерт, что лучше не придумаешь! Выходили девочки с большими бантами на голове по двое к доске и пели: "Расцветали яблони и груши"… "Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо…". Да ещё лихо притоптывали себе в такт ножонками. Так с бессмертным солнцем в голове и цветущей яблоней в душе я и ушёл. Ать-два! Ать-два! Ать-два!..
День Победы приближался. Пожалуй, я никогда не получал столько поздравлений с этим великим праздником, как в этом году. Дело не во мне персонально, а в том, что я — "сей остальной из стаи славной". Из той самой, что состояла из тех, кто через два дня после школьного выпускного вечера уже надевал шинели. Но известный поэт, мой ровесник, когда-то сказал: "Хорошо, что это случилось с нами, а не с теми, кто помоложе". Это неправда. И те, кто моложе нас лет на десять-пятнадцать, бесспорно, тоже выполнили бы свой долг. А нынешнее поколение? Вспоминая подвиг лейтенанта Прохоренко, хочется думать, что — тоже. Но как трудно было бы обрядить в шинели всех этих сидельцев бесчисленных банков, контор, охранных служб и всяких инфраструктур… Звонки начались ещё накануне. И первой, как полагается, была моя альма-матер, газета "Завтра", в лице моего ангела-хранителя Катерины Глушик, воспетой мной в стихах и прозе. За ней — "Правда", точнее говоря, мой старый боевой товарищ, неутомимый подвижник честного и мужественного слова Виктор Стефанович Кожемяко, много лет тому назад пригласивший меня в "Правду". Потом — скупая ко мне "Литературная газета" в лице стойкого бойца Олега Пухнавцева. Тут же — Виталий Владимирович Харламов из ЦК КПСС. За ним — Марина Насонова, достойный полпред "Красного телевидения". Не мог промолчать и "Алгоритм", уже лет двадцать безропотно издающий мои далеко не безупречные писания. Затем — "Слова и дела": Валерий Константинович и Юрий Николаевич, настолько во всём близкие мне люди, что фамилии их я никогда не знал, а может, по возрасту они просто уже не держатся в моей памяти. Это великая газета! Какая ещё может похвастаться, что её закрывали шесть раз? Как Сталина царский режим арестовывал и ссылал шесть раз. И как Сталин пять раз бежал из ссылки, так и газета "Слова и дела" под руководством бесстрашного Юрия Игнатьевича Мухина пять раз возрождалась под новым именем. И каждый раз я невольно шептал Гомера: "Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос…". А кто ещё из редакторов газет, как Юрий Мухин, был арестован на пляже в упивающемся свободой Крыму, кто в одних трусах и в наручниках, как Чикатило или Геббельс, доставлен в столицу и, с браслетом на ноге, посажен под домашний арест? Кто? Может, редактор "Российской газеты" Владимир Фронин, печатающий полоумные измышления В.Ресина о том, что Ленин расстрелял патриарха Тихона? Или редактор "Новой газеты" Дмитрий Муратов, ликующий вместе с Ириной Петровской, которая наконец-то вывела на чистую воду этих панфиловцев: оказывается, их было не 28, а больше, и она ликует: не останутся они в памяти народной. Нет ответа…
