», - пели герои «Служебного романа». Им вторила печальная блондинка из «Иронии судьбы»:
«О, одиночество, как твой характер крут! Посверкивая циркулем железным, как холодно ты замыкаешь круг, не внемля увереньям бесполезным»
.В прессе писалось, что современный хомо-сапиенс — песчинка в космосе, один на один со своими заморочками, и вообще, нашитиповые квартиры в домах-сотах — социальная деградация. Пивоваров задал себе вопрос «Где я?» и придумал серию комиксовых рисунков: путь человека, живущего на окраине Москвы. Он — в толпе, но он — один. Хорошо это или плохо? Это — данность. И снова Юрий Мамлеев:
«Вопросительная пустота окружала его душу; пустота, о которой он не думал, но которую чувствовал; а для пустоты самым подходящим словом было "ничего"».Пивоваровские сюжеты — будь то сказочные приключения или же замысловатые концепции — воздействуют на подсознание. Сны-мемуары, осколки символов — их-то художник и решил собрать воедино. Любой мастер, как, впрочем, и каждый человек — родом из детства. «Детское видение — это когда Я и ОНО, то есть субъект и объект, не отделены друг от друга, когда они есть единое целое. Это тот Рай, который мы потом теряем», - говорит сам Пивоваров, объясняя и раскрывая причины своего творчества. «Говорит Москва» - картина-воспоминание. Перед нами — полутёмное помещение, раскрытая книга и — чай в старом-добром подстаканнике. За окном догорает оранжево-солнечный день, а лампа на столе — ещё более интенсивна; она — нестерпимо ярка на фоне синевы комнаты. Предумышленно длинная подпись на холсте: «Говорит Москва. Московское время 19 час. 30 минут. Начинаем передачу «Театр у микрофона». Художник слышит эти слова, и я тоже их слышу. Ровные, лишённые интонаций голоса дикторов советского вещания. В этой холодной стилистике речи был аристократизм имперского политеса, который пронизывал все области и отрасли. Театр — в массы. Просвещение — в каждый дом. Неумолимо, строго и планомерно. Только самое ценное из кладовых цивилизации. Фоном звучали адажио, скерцо, каватины и, разумеется, постановки — Лопе де Вега, Эжен Скриб, Александр Островский, Виктор Розов... Радио воспитывало и перенастраивало. Картина «Говорит Москва» писана уже в 1992 году, в эпоху, когда разброд и бессмыслица заполонили наше медиа-пространство, а голоса ведущих сделались визгливо-склочными, как на базаре. Перед нами комната-ностальгия. Тот самый потерянный Рай.
Выставочное пространство организовано таким образом, что гости движутся не просто от картины к картине и от цикла к циклу, но как будто плывут по волнам коллективной памяти. Концептуализм тем хорош и — тем страшен: любая история имеет много смыслов.
