Когда я был зародышем, мама искупала меня в Черном море. Может, с тех пор я и подсел на соль. Я просыпаюсь ночью, мама плывет в темноте по-собачьи. Кто-то кричит с другой стороны: сейчас принесу воды. Дабы утолить мою жажду, родители (они были инженерами) сменили профессию. Мама стала преподавать математику, а отец торговать людьми — он продавал на Запад гениев. Занимался программным обеспечением и объездил весь мир.
Не помню, как мы проехали Австрию, но, подъезжая к Мюнхену, мы едва не наложили в штаны. Под жаркими лучами солнца нас била дрожь. Вот он, Запад, холодный и бездушный, мы с братом стращали друг друга, мы хотели домой и были счастливы, что все это — не наше. Мы действительно очень перепугались. Особенно когда увидели американских морских пехотинцев, накачанных и татуированных, они ревели моторами пятисотых «ямах», но никуда не ехали. Наши красные «Жигули» привели их в такое неописуемое изумление, как будто они увидели чудо-юдо.
Несмотря на наши мольбы, отец не пожелал повернуть назад и не останавливался до самого Кельнского собора. У собора, пообещал он, мы заглянем в «Макдоналдс». Молодежь, евреи и коммунисты — вот кто разрушает мир, орал какой-то небритый тип, смахивающий на бомжа. Он чуть не сбил меня с ног, когда с бутылкой в руке, шатаясь, пересекал площадь. Я впервые увидел бездомного, а также готический собор, перед двумя его башнями я готов был стоять часами, родители никак не могли меня увести, плевать я хотел на «Макдоналдс». Я решил тогда, что объеду весь мир и осмотрю все Кельнские соборы на белом свете.
В апокалиптических пророчествах Лихтенбергера[51] Армагеддон происходит у Кельнского собора. Последняя битва добра и зла, в которой агнец меряется силой со зверем. У кельнской золотой яблони закончится битва христиан и язычников. Гашпар Хелтаи[52] включил пророчество пятнадцатого века в свою хронику, откуда его позаимствовал турок Ибрагим Печеви.[53] Печеви надеялся, что падишах дойдет до Кельна. В Кельне находятся гробницы трех волхвов, которые пришли поклониться Христу, когда он родился. Во время Второй мировой войны Кельн на девяносто процентов стерли с лица земли. Собор уцелел, потому что союзники использовали его как ориентир во время боевых вылетов. Перст Божий.
Белый дворец — исток Белграда, исходная точка системы его координат. Точка, где стоит воображаемый нулевой километровый столб, откуда начинаются проспекты Белграда и нумерация домов. На этом месте изо дня в день начинаются демонстрации, милиция выставляет кордоны здесь же, в нулевой точке столицы, живой ноль из тысяч омоновцев.
