Парламентеры выслушали мою речь со всем возможным вниманием, затем из их рядов выступил довольно молодой по сравнению с прочими человек и спросил -- верно ли я собираюсь выдать вора Пожарскому?
-- У тебя не псковский выговор, уж больно ты окаешь, -- сказал я ему, выслушав его речь. -- И зипун на тебе явно с чужого плеча, и видом ты на посадского не похож. Я не знаю, кто ты, но если тот, кто я думаю, то поезжай к князю и скажи ему и Минину, чтобы прислали ко мне честию послов, и я выдам им вора. Я сказал!
На этом разговор с горожанами не кончился. Едва я отпустил посланцев, передо мной возник попик с седой бородой и в рваной рясе.
-- Пресветлый князь! -- заявил он мне. -- Сии воры есть вероотступники и не пожалели ни храмов святых, ни слуг божиих в своей безбожной корысти. Они не жалели ни вдов, ни сирот, ни храмов господних.
-- Я понял! -- ответил я попу. -- Но чего ты от меня хочешь?
Дело оказалось, впрочем, совсем простым. Воровские казаки разграбили церковь, в которой настоятелем был жалобщик. И он, недолго думая, прибыл с претензией ко мне.
Говоря по совести, первым моим побуждением было послать служителя церкви. Дескать, господь терпел и нам велел, но поразмыслив, я ответил ему, что он может искать пропажу в моем лагере, и где бы он ни нашел, я обязуюсь ее выдать. Увы, из всех вариантов выпал самый неприятный. Искомая икона была опознана в добыче благородного кирасира фон Торна, родственника покойного Мэнни. Я по одной этой причине оказывал этому парню покровительство, чувствуя себя виноватым перед его семьей. И вот поди же ты, именно в его добыче отыскалась злополучная икона, отождествляющая всех псковских святых.
-- Господин фон Торн! -- объявил я городу и миру. -- Сию икону необходимо вернуть истинному владельцу, посему извольте назвать вашу цену.
Доблестный кирасир поразмыслил и со свойственной всему семейству Торнов обстоятельностью заявил, что за икону хочет ни много ни мало чин фенрика и тысячу талеров. Сумма не то чтобы являлась для меня неподъемной, но при себе таких денег не было, и я, соскочив с коня, сорвал с иконы оклад и отдал серебряную пластину фон Торну, а деревянную часть попу. Когда фон Торн попробовал возмутиться, я отдал ему повод своего коня и объявил, что он будет моим залогом.
-- Дайте мне вернуться в Новгород, и у иконы будет новый оклад, а вашему коню будет завидовать сам Делагарди! -- заявил я присутствующим.
