— Дядя, — кивнул в знак приветствия Дима. — Ты по делу зашел, али проведать меня в этот скорбный час?
Смотреть на то, как рыба, ну, то есть, дядя, хватает ртом воздух, было забавно. На него поведение Димы произвело неизгладимое впечатление. Как, впрочем, и на спутников его. Те ведь княжича знали совсем другим. Он хоть и хорохорился изредка, но все же был мал и робел нередко. Стеснялся. А тут — спина прямая, словно туда жердь загнали. Глаза смотрят твердо, спокойным, немигающим взглядом. И речь уверенная. Какая-то даже невозмутимая.
— Дмитрий, ты ли это? — Наконец выдавил из себя брат мамы.
— Горе нас всех меняет.
— Да, — неуверенно кивнул он, глянув на свою сестру, потрясенно стоящую за сыном.
— Весея, — обратился Дима к одной из служанок, заполняя возникшую паузу. — Почему на столе пусто? Или ты уважаемых гостей голодом морить решила?
— Ох! — Только и плеснула она руками, после чего засуетилась, накрывая на стол. По старинке. Какие-то горшочки и миски глиняные ставила с варевом. С репой пареной да мясом и прочим. Крепкие, здоровые мужчины совсем не отказались от предложения покушать. В эти годы от него мало кто отказывался. И охотно навалились. А Дима, сев во главе стола, и немного выждав, вновь обратился к дяде.
— Что-то случилось? — Заговорщицким тоном осведомился малец.
— Нет княже, — несколько неуверенно произнес Вельяминов. — Мы зашли за тобой. Тризна по отцу твоему идет. Тебе надлежит присутствовать.
— Его погребли без меня? — Удивленно повел бровью Дима.
— Твоя матушка не стала тебя будить. Ты спал крепко.
— Никогда так не делай более, — произнес юный князь ровным голосом, обратившись к маме. — Проводить отца в последний путь — не шутка. — После чего, не дожидаясь ответа, повернулся к дяде. — А что дружина? Какие в ней настроения?
— Скорбят они, — уклончиво ответил Василий, безусловно, поняв, что именно спросил у него ребенок. Но от того еще больше смутившись. Этот взгляд, эта речь и поведение совершенно взрослого человека выбивали из колеи. Уходил вчера — ребенок ребенком. А сегодня уже новый человек. Он просто не знал как себя вести.
— И сильно скорбят? — Усмехнулся Дима. — Говорить-то могут или уже, и стоять толком не в силах?
— Могут, — не сдержав ответной усмешки, произнес боярин.
— Хорошо, — кивнул князь и, встав из-за стола, пошел на улицу.
— Что с ним? — Направляясь за ним следом, спросил Василий у сестры.
— Не знаю… — покачала она головой. — Говорит ночью предки к нему приходили. Дед, прадед и иные. Отчего на утро стал такой. Все помнит, все понимает. Да только тепла и детства в его душе не осталось. Сам видишь.
