– Я так понимаю, вы меня взяли не для удочерения? – Раз уж он обратил на меня внимание, стоило хотя бы попытаться осторожно задать этот вопрос.
– Ты еще узнаешь, зачем мы тебя взяли, – отрезал джентльмен. – И тебе понравится. Нам не нужна несчастная маленькая девочка в доме. Будь умницей, придерживайся правил, и тогда нам не придется тебя наказывать. Мы не любим несправедливость. Это слишком хлопотно.
И снова в слабом свете, проникавшем из-за занавесок, я увидела, что он улыбается.
– Как скажете, мистер Молинье, сэр. – Я кивнула и повернулась к его сестре: – Мадам…
Мне нравилось такое обращение. Хорошо, что они не заставят меня называть их «мама» и «папа». Едва ли я смогла бы произнести эти слова, слишком уж они казались чуждыми. Молинье – не мои родители, не моя семья. И они должны знать, что я не только мирюсь с этим фактом, но и рада этому. В противном случае все только осложнилось бы. Правда, меня немного беспокоило, что они до сих пор так и не спросили, как меня зовут. Мне бы не хотелось, чтобы меня до конца жизни – или, во всяком случае, до совершеннолетия – называли «девочка». Я и так знала, что я не мальчик.
– Ты показал ей куклу? – спросила леди у своего брата. Не у меня – прежде чем она ко мне обратится, пройдет еще несколько часов.
– Конечно. Она отказалась.
– И где кукла теперь?
– Я отдал ее одной из тех дурочек. Она нам больше не нужна.
Я впервые услышала от мистера Молинье слово, которое подходило бы к его презрительному взгляду.
– Эта ей не принадлежала? – Леди, казалось, говорила сама с собой.
– Нет, – ответил мистер Молинье. – Нет, конечно.
И опять воцарилась тишина. Может быть, дело было в моем присутствии. А может, они просто уже столько времени провели в обществе друг друга, что теперь им нечего было сказать. Как бы то ни было, за все остальное время в дороге они не произнесли ни слова.
Поездка была долгой. Я ожидала, что ближе к вечеру мы где-нибудь остановимся, и представляла себе, как было бы здорово переночевать в настоящей гостинице. Где бы меня разместили? На конюшне? В комнате с господами Молинье? А может, мне бы даже сняли собственную комнату? Но ничего такого не произошло. Повозка все ехала и ехала, становилось все темнее, и тряска кареты, к которой я быстро привыкла, вогнала меня в сон. Я лишь успела подумать, что ничего не ела и не пила после обеда в приюте, а это было так давно. Но я не хотела жаловаться – в конце концов, Молинье тоже ничего не ели и не пили во время поездки. И хотя я намеревалась понаблюдать за ними обоими, в итоге я просто заснула, и все вышло совсем наоборот.