Приют для престарелых помещался в здании, где сейчас музей и, может быть, именно здесь, где я сейчас стою перед картиной, Франс Галс испытывал боль и унижение просителя. В портрете дам-патронесс уже не сарказм, чуть намеченный кистью, а жалоба и негодование.
Разлад между художником и богатым заказчиком еще резче вторгся в судьбу величайшего живописца — Рембрандта.
Посетителей в музее вообще мало, но в зале, где «Ночной дозор», никогда не бывает пусто. К нему стекаются люди из всех стран мира. Некоторые приехали в Амстердам только ради «Ночного дозора» — творения во многом загадочного. Вряд ли есть в старой живописи шедевр, вызвавший столько споров, столько догадок, предположений.
Я и сам шел к картине с нетерпением. Возможно, подлинник откроет мне то, чего не могли дать копии…
Историю картины я знал: в 1624 году Рембрандт получил заказ от стрелков капитана Франса Банинга Кока. «Ночной дозор» — их портрет, работа для художника несчастливая.
Стрелки рассчитывали увидеть себя за столом, за едой и питьем, в парадной форме, или в строю, тоже праздничном, торжественном, хотели красоваться, блистать своим благополучием. Так было принято писать, и стрелки — сыновья голландской элиты — не желали ничего другого. А Рембрандт не посчитался с ними. Он поднял стрелков по тревоге, вывел ночью на улицу, заставил обнажить оружие и вдобавок перемешал всех, не обратив никакого внимания на звания. Зачем художник так поступил?
Нрав у Рембрандта был колючий, неудобный для окружающих. Его и раньше не всегда понимали, а теперь объявили чуть ли не помешанным. Оправдываться он не умел. О побуждениях своих говорил туманно. Поди разберись, что значит «придать явлениям наивысшую и наиестественнейшую подвижность». Такая материя не для капитана Кока.
Понятно, что входящий в зал, к «Ночному дозору», чувствует себя немного присяжным. Вот уже три века, как зрители пытаются рассудить Рембрандта и его заказчиков.
Тем ценнее нам всем подлинник! Быть может, это мне показалось, но он действительно поведал мне больше, чем самые мастерские копии. Сила подлинника, по-моему, состоит в том, что он как бы приближает к тебе натуру, эпоху, личность самого художника. Отчего — сказать трудно, как и вообще трудно уяснить себе точно, почему «Ночной дозор» сразу приковывает взгляд. Картина словно расширяется, Захватывает все видимое пространство. Ты сам стоишь на темной улочке Амстердама и слышишь шаги, голоса дозора, который движется прямо на тебя, чем-то озабоченный, к чему-то готовый…
