Жизни несвободинки,
На ее груди…
Все предначертания —
Просто причитания,
Плюсы, вычитания
На земном пути:
А в любви три родинки,
Родинки-смородинки,
До греха доводинки,
На ее груди…
Жив ли…
Захотел на бумажке я
все грехи мои тяжкия
описать в честной повести —
что и как учинил:
но не знаю, по чьей вине,
не хватило бумаги мне,
и, наверное, совести,
да и в ручке чернил…
Я теперь прегрешеньями,
словно в тире мишенями,
пообвешан – негоже им
быть без грешных затей:
жив ли, нет – подаянием,
жив ли, нет – покаянием,
лишь терпением Божиим
мне простивших людей…
Сны
Далеко до весны,
и осенних минут
не хватает сердцам
в перестуке бездушно…
я приду в чьи-то сны,
где простят и поймут,
подлецам и юнцам
до рассвета радушно…
что тюрьма и сума,
если сходишь с ума,
и судьба на плаву
расплескалась в стакане…
ну, какие слова? —
ты откроешь сама,
жаль одно – наяву
растворишься в тумане…
мне бы пару часов —
о себе расскажи:
с полуслова пойму,
что до боли обидно,
сказка дивная снов
без притворства и лжи:
хочешь, я обниму? —
нас с тобою не видно…
Падает снег
Перья белых куриц
добротой и лаской
на порезы улиц
марлевой повязкой
падали искусно,
оттого невольно
мне уже не грустно,
мне уже не больно…
Мечта
Мечтаю, как раньше,
от будней и фальши
укрыться на время
тайком,
по старой привычке
сойти с электрички
и просто шагать
с рюкзаком…
от дел всевозможных,
от слухов тревожных,
от санкций и курсов
валют,
сбежав от волнений,
пустых заявлений,
найти у природы
приют…
в туристской палатке
особенно сладки
цветные и добрые
сны,
я бурым медведем,
назло всем соседям,
готов подремать
до весны…
Надеюсь…
Я жив,
любовь моя жива,
стихов нетканых
кружева
согреют нас
в дороге…
душа
по кромочке ножа
скользит и падает,
дрожа,
мечтает
о подмоге…
я жив,
в ошибках и грехах,
пусть жизни суета
и прах
принадлежат
пороку…
молчок,
что совести клочок,
по жизни крутится
волчок —
и мы от света
сбоку…
я жив,
к чему ненужный спор?
пусть страх в укор
и боль в упор,
а смелости немного…
душа
по кромочке ножа
идет наощупь,
чуть дыша,
но, так надеюсь,
к Богу…
Беспробудно
За цветной мишурой
арендованных сук
мы своей нищеты
прячем рваные шрамы,
и на миг заглянуть
нам уже недосуг
в обворованных душ
опустевшие храмы…
не спасут позолота,
парча и меха —
наши язвы страшнее
увечий калеки,
если скрыта душа
под коростой греха,
и святою водой
не отмыться вовеки…
в добровольном плену
у страстей и утех,
со случайными делим
случайное ложе —
помолиться за этих
легко и за тех,
жаль, себя отмолить
не придется, похоже…
и томится душа —
ей одной суждено
век земной коротать
в одиночной шкатулке,
