– Правда! – воспрянул духом Юрасик. – Есть! И бабушка ушла. Ее до двенадцати не будет. Пошли прямо сейчас.
– А ты дорогу без нее найдешь? Адрес-то помнишь? – подколол его Глеб. Юрасик на радостях пропустил шутку мимо ушей, зато Лена вновь одарила Глеба осуждающим взглядом.
Юрасик жил в самом престижном районе поселка, практически в центре, возле парка развлечений, где гордо возвышались несколько пятиэтажек. На фоне остальных двухэтажных зданий они казались небоскребами. Подъезды были оборудованы домофонами, а на подоконниках лестничных клеток стояли цветы в горшках. Ребята поднялись на второй этаж и вошли в квартиру.
– Ух ты! – восхищенно выдохнул Глеб, обозревая размеры коридора и высоту потолка и сравнивая их со своей съемной каморкой. – Что-то слишком много дверей. Сколько же у вас комнат?
– Четыре, – ответил Юрасик.
– Ого! А сколько вас тут живет?
– Пятеро. То есть… четверо.
– Да вы буржуи!
– Елизаров! – одернула его Лена. – Что ты за человек?
– Между прочим, мы договорились больше не звать друг друга по фамилии и не обзываться, Лена, – напомнил ей Глеб, особенно едко произнеся ее имя.
– Поэтому я и не сказала, что ты невоспитанный осел, Глеб, – тут же нашлась Лена.
Юрасик оставил их в гостиной, а сам побежал к себе в комнату включать компьютер. Он не решился привести их туда сразу – не помнил, убиралась ли бабушка в его комнате в понедельник.
Лена и Глеб осматривали огромный зал с большим обеденным столом посередине. Стол был накрыт белой скатертью, и вокруг него стояли пять деревянных стульев с высокими резными спинками. Да и вся мебель в комнате была массивная и несовременная, как в музее. На столе красовались две вазы – одна с фруктами, другая с конфетами.
«У нас бы они и двух минут не простояли, – подумала Лена. – Вмиг бы остались одни фантики и кожура».
«Они все вместе ужинают, всей семьей, – подумал Глеб. – И наверняка никто не говорит: я сегодня не приду, у меня есть более важные дела».
Лена остановилась перед портретом, перевязанным траурной лентой.
– Смотри, – прошептала она, оглянувшись на Глеба. – Профессор. Молодой какой.
Глеб подошел к ней. С портрета на них глядел худощавый человек с живыми насмешливыми глазами.
– Молодой для профессора? – спросил Глеб.
– Молодой, чтобы умереть, – пояснила Лена.
– Как будто умирают только старые. Моей маме вообще двадцать пять было.
– Маме? Она что, умерла? Отчего?
– Какая тебе разница? Какая вообще разница, отчего человек умирает? Главное, что его больше нет.
