Заметки из пекинской кофейни. Тонкости жизни и бизнеса в Поднебесной | страница 66

Последнее слово остается за Лицзя.

– Страна, в которой, с одной стороны, подвергают цензуре декольте актрисы, играющей последнюю императрицу Цыси, а с другой – разрешают жителям интернета высмеивать глупую цензуру уже готового фильма, может рассчитывать на мою поддержку. Здесь все меняется, и, хотя перемены могут показаться неспешными, а порой и крайне медленными, их масштабы трудно себе представить. Никто больше не сможет удержать китайский народ.

Профессор Хуан Инся – президент Пекинской киноакадемии, единственной в Китае и крупнейшей в Азии. Он уже ждет меня. Это поджарый энергичный человек с густыми черными волосами. Вся его жизнь связана с китайской киноиндустрией, в которой он сыграл важную роль.

Сейчас Китай – огромный и самый быстрорастущий кинорынок. В день здесь выпускают в среднем два фильма. Кассовые сборы в 2014 году составили 29,6 миллиарда юаней (свыше 4 миллиардов долларов), что делает его вторым в мире после американского. Кинематограф пришел сюда в 1896 году, а первый полнометражный фильм – «Битва при горе Динцзюньшань» – был снят в 1905-м.

– Я родился в 1959 году. Во время Культурной революции я ходил в начальную школу в западном Пекине. Помню, что в школе в окнах не было стекол, да и вообще ничего не было – даже парт и стульев. Мы должны были приносить табуретки из дома. Доской служил покрашенный участок стены, на котором учитель палочками царапал урок. Это было очень примитивно. Я отчетливо помню первое, что мы научились говорить в школе: «Долгих лет жизни председателю Мао». Вот такое яркое воспоминание наивного семилетнего мальчика о первом школьном дне. Я помню, как трудно приходилось тогда. А еще помню, как группы людей дрались друг с другом в окрестных полях.

Профессор Хуан переносится в те времена. По его глазам видно, как захватывают его эти воспоминания, как они держат его память, словно в тисках.

– Помню, чтобы защититься от холода, нам приходилось закрывать окна газетами, а потом – войлоком и хлопчатобумажной тканью. Еще у нас не было электричества зимой, поэтому уроки начинались с рассветом и заканчивались на закате. И я считал это нормальной жизнью! В помещении сидело 40 или 50 детей. Потом, где-то в пятом классе, в окна вставили стекла, но электричество так и не провели.

Хотя все это звучит весьма сурово, ровесники профессора, с которыми я беседовал, описывали абсолютно такие же, если не худшие, условия. У кого-то в классах не было дверей, а у кого-то школы находились практически на улице, в полуоткрытых сооружениях, часто пристроенных к неказистым зданиям вроде местного сарая для хранения техники, амбара или магазина.