– Куда, дорогая?
– Очень, очень далеко.
К сожалению, очень-очень далеко не получалось, да и не могло получиться ни при каких обстоятельствах. Отец Айсур умирал, а братья смотрели на образование совсем не так, как её отец. Удивительно, воспитанные уже после революции, они будто с молоком матери впитали традиционные среднеазиатские ценности. Старший, Амарбек, был уверен, что у него будет минимум три жены, он поклялся в этом имаму, который одобрительно покивал. Взгляды остальных братьев несильно отличались. Отец был стар и не мог противоречить сыновьям, а мать всю жизнь подчинялась мужу – и не могла сказать и слова без его позволения. Перспективы для Айсур рисовались мрачные.
Всё определилось, когда с Амарбеком поговорил Дивлетгир. Они договорились на отару овец. Не то чтобы Дивлетгир был плохим пастухом, но Айсур видела не его в качестве символа и смысла своей будущей жизни. Девушка была красива, умна (она выделялась не только среди женщин Чунджи, но и вообще на фоне всех остальных его жителей), из довольно богатой семьи. Дивлетгир первым сообразил, как выгодно взять её в жены. Они с Амарбеком договорились, что после смерти отца и после положенного траура будет тут же сыграна свадьба. Айсур, понятное дело, никто ни о чём не спросил.
Отец Айсур умирал долго. Ему было семьдесят четыре, и он до последнего сохранял ясность рассудка. Обычно за ним ухаживала жена либо кто-то из дочерей. Последние полгода он просто лежал, не вставая с кошмы, и смотрел в купол юрты. Иногда молился Аллаху, иногда – Ленину. Большую часть времени просто спал и был готов умереть в любую минуту, когда будет на то воля Всевышнего.
– Ата, я не хочу замуж.
Голос разбудил его, но он был слишком слаб, и старик опять впал в забытьё. Прошёл ещё один недолгий отрезок вечности, прежде чем голос повторил свою просьбу. Сколько прошло? Ночь? Месяц? Пятнадцать минут?
– Ата, я не хочу замуж за Дивлетгира.
Пришлось открыть глаза. Его любимая девочка сидела рядом на коленях и смотрела ему в глаза. Старческая катаракта мешала видеть, но он отчётливо ощущал её присутствие, её чёрные косы, её сосредоточенный взгляд. Говорить, как и всё последнее время, было трудно.
– Почему, Айсур? Семья – это счастье.
Айсур не сразу разобрала, что именно он проговорил. Но постаралась ответить на то, что поняла, пока отец опять не забылся.
– Потому что, ата, я не люблю его. Я хочу уехать.
Старик, несмотря на старость и слабость, всё понимал. Но в его мире были другие приоритеты. Род, его продолжение и усиление. Эту миссию он принял от отца и обязан был передать своим сыновьям. Установления эти соблюдала тьма поколений, и не ему, старому дураку, менять их.
