Рожественский порывается что-то сказать, но я не даю этого сделать, уверенно продолжая:
– Второе, Зиновий Петрович… – провожу ладонью по поверхности стола. – Это скорость! Смешав все в одну кучу: броненосцы, устаревшие корабли, транспорты… – Перечисляя, я загибаю пальцы. Внутренне сам себе удивляясь: «Во, обнаглел! Видал бы кто со стороны – диву бы дался!» – Вы лишили наши главные силы преимущества, сравняв их с плавающим старьем. – Опускаю руку на какую-то книгу. Хлопок получается приличный. – Более того, на охрану транспортов будет выделен весь крейсерский отряд. Который, если не изменяет память, почти выпадет из боя! А это – орудия!..
Что со мной? Вот это я заговорил! Битый час назад я вел себя несколько иначе… А теперь самого адмирала жизни учу. И ведь терпит!
Тот действительно терпит. Сомневаюсь, что в этой каюте хоть кто-то позволял себе и десятую долю сказанного. Разве его величество, который здесь присутствовал лично, кажись… Ладно, Слава, жги дальше! Пока он тепленький! Вон как слушает, аж рот открыт… Скашиваю глаза на Аполлония. Да оба они рты разинули, будто в цирке!
– Третье. Никакой инициативы в сражении проявлено не было… – Останавливаюсь. «Да что же ты будешь делать! Ничего еще не случилось, а я тут…» – Не будет, точнее! – торопливо поправляюсь. – Ни маневров не будет, ни миноносцы наши никак использоваться не будут!.. – Делаю небольшую передышку. В глазах Рожественского, если я правильно их читаю, сквозит растерянность. – И не то что инициативы, господин адмирал… – возвышаю голос. – Даже плана сражения, кроме как следовать «норд-ост двадцать три», ни у кого не окажется! Вы даже простого совещания флагманов не соберете перед боем!
Вот здесь я, пожалуй, переборщил. Лицо Рожественского теперь не розовеет-бледнеет, а прямо-таки зеленеет… Но держится дядька…
Про снаряды с их разрывной способностью я тактично решаю умолчать. Здесь все равно ничего не поделать…
– Адмирал Фелькерзам скончается за пару дней до этих событий… – уже спокойней добавляю я. – Вы и из этого умудритесь секрет сотворить! Небогатов после, на суде, сошлется, что, дескать, знать не знал о его смерти. И командование эскадрой якобы он примет слишком поздно. Так что секреты эти, со «сломанными шлюпбалками»… – При этих словах адмирал вздрагивает всем телом. – Яйца выеденного не стоят, Зиновий Петрович!
Чего это он встрепенулся? Ах да… Секретное же распоряжение!
– Об этом тоже станет широко известно… – запинается, – в будущем? – смотрит настороженно. Однако от былой враждебности нет и следа.
