— Сейчас получил от тебя письмо с календариком и конвертом, которому очень рад. Спасибо за то, что ты меня поддержал. Я домой послал четыре письма, три письма с открытками, не дошли. Вот я получил от Жени ответ на мое четвертое письмо, спрашивает, почему долго не писал, обижается, в общем, получилось неважно. Папа, у меня теперь не одна рука, а две руки плохо, ну а общее состояние ничего. Скоро обещают отправить в Москву, но только обещают. Здесь плохо, никто не ходит, писем не получаю, вот это второе твое письмо, скука страшная, потому что я еще и не встаю.
— Вот я пишу тебе письмо, конечно же, не своей рукой. Сейчас я нахожусь в Москве, в госпитале. Прилетел на днях, там жара, а здесь, в Москве, прохлада, благодать. Я все по-прежнему болею и валяюсь в кровати. Изменений в здоровье пока нет никаких, пока зрение, правда, лучше. Лечат уколами да таблетками, все это уже порядком надоело. Медперсонал здесь хороший и относятся хорошо ко мне, и кормят здесь отлично по сравнению с тем, как там кормили. Домой я написал о своей болезни, не знаю, как они среагируют… Я часто писать тебе не смогу. Сам понимаешь, здоровье не ахти какое, пока чувствую себя неважно. Про Насера знаешь, наверное, что он умер. Я знаю, что там творилось.
— Ты меня просишь написать тебе о своей болезни. Ну, слушай! Началось это уже там. В жаркий день попил холодной воды, а потом попал в ихний госпиталь и ударился головой о каменный пол. В итоге что-то случилось с головой, отнялись кисти рук и забарахлили ноги. После этого я не могу ходить, потом попал в русский госпиталь, там меня немного подлечили и отправили в Москву, где я сейчас нахожусь. Диагноз — воспаление головного мозга, лечат меня здесь хорошо — лекарствами и уколами. Осматривал профессор, так что не волнуйся. Фамилию профессора я назвать не могу, так как это военный госпиталь. Сейчас я чувствую себя хорошо, правда, вставать не могу, если я сяду в кровати, кружится голова. Всего в госпиталях я лежу порядка 3 месяцев, но лежать, видно, еще долго. Из дома я писем еще не получал, первое письмо получил от тебя. Кормят меня здесь отлично. Сигареты мне не присылай, врачи запретили курить. Если можешь, пришли своих яблок. Я был там, когда умер Абдель Насер, что там творилось…
Мне вспомнился тот хмурый октябрьский день, когда я прилетел в Москву. Не прошло и двух часов после приземления алма-атинского самолета в Домодедово, как передо мной оказался затянутый в строительные леса Курский вокзал. В этом районе города раньше не приходилось бывать, потому немало времени потратили на поиски переулка Елизаровой. Сыпала мелкая снежная крупка, которую тысячные людские толпы вытаптывали в хлюпающую под ногами коричневую грязь. Перескочил широкую улицу, увиливая от автомобильной стаи, и у тротуара меня застиг свисток постового милиционера. Минут пять он читал мораль о правилах уличного движения, о тяжелых последствиях, грозящих недисциплинированному пешеходу.
