— А Шалыкина ты помнишь? — спросил Димка.
— Кого?
— Петра… нет, Пашку Шалыкина, учился вместе с нами.
Желдобина немаленькой грудью легла на стол.
— Слушай, я всех наших знаю. Никакого Шалыкина у нас в классе не было!
— Ты серьёзно?
— Климов, Войцеховский, Аверьянов, Фангин… — загибая пальцы, начала перечислять Светка. — Потом Чужимский и Канев. И Пейе. И этот ещё… вытянулся в девятом… Аверьянов!
— Был, — сказал Димка.
— Тогда вихрастый такой, мы его ещё Пуделем звали…
— Кашутин?
— Во-во. Откуда Шалыкин-то?
— С выпускной фотографии. В верхнем ряду с левого края.
— Не смешно.
— Что я его, выдумал что ли? — возмутился Димка.
— Кто тебя знает.
Желдобина шевельнула плечом и отвернулась к окну, задумчиво облизывая ложку. Димка вдруг вспомнил, что на фотографии Шалыкина никакой Светки в помине не было.
— Почему мне так не везёт?
— Ещё повезёт, — сказал Димка. — Обязательно. Я прослежу.
Желдобина фыркнула.
— На, — помедлив, она выложила на стол мятую бумажку, — бери. Всё думала, что ни за что тебе не отдам.
— Почему?
— Не знаю, — пожала плечами Светка. — Женская стервозность.
— Спасибо.
Димка сложил бумажку пополам и отправил во внутренний карман, закрыл на "молнию".
— Теперь можешь идти, — сказала Желдобина.
— А кофе?
Димка приподнял крохотную кофейную чашечку.
— Хорошо, — Светка села прямо. — Пей. О чём-нибудь ещё будем говорить?
— О тебе.
Димка отпил. Кофе был горький — он забыл его подсластить.
— Обо мне?
Желдобина сложила руки на столе, потом развела их, потом спрятала на коленях.
Оказалось, что ей нравятся фильмы про время, вроде "Эффекта бабочки", "Исходного кода" или "Петли времени", когда человек раз за разом переживает тот или иной период в своей жизни, пытаясь его изменить.
А "День сурка"? О, это вершина! Такой актёрский дуэт, Билл Мюррей — грустный душка. Представь, целую вечность провести в занятиях по самосовершенствованию. А "Треугольник"? Не видела "Треугольник"? Про девчонку с группой друзей, попавшую на покинутый корабль? Вот где всё закольцовано! Жуткая жуть!
Ещё Светку потрясло "Знамение" с Кейджем, потому что "во время просмотра и после него ты какое-то время как бы вне всего, и от того, что всё предопределено, просто офигеваешь в ступоре и ждёшь гибели мира".
Они просидели в кафе до полудня, и Димка всё больше склонялся к тому, что сохранившийся у него со школы образ Желдобиной как вредной и недалёкой толстушки необходимо срочно корректировать. Наверное, надо будет это заспать, чтобы зафиксировать в реальности, подумал он. И ещё привидеть ей парня, весёлого, но долговязого, на контрасте. То есть, не привидеть, а убедить себя, что он есть.
