Николай Артемьевич посмотрел на хмурые лица своих бывших учеников, на ужас, застывший в больших и влажных глазах Жанны Бочаровой, на полубрезгливую улыбку красавицы Верочки Тинской, и понял, что надо или сразу все кончить, или что-то предпринять. И в этот же момент его осенила идея.
— Товарищи, — сказал он твердо. — А сейчас мы пойдем на склон к реке, сядем на травку и вы услышите от нас, старшего поколения, как мы сейчас живем и чего мы достигли за тридцать три года.
Когда они пришли на склон у реки, рыжая Виноградова, выкрикнула: «Товарищ звеньевой!», но Косогоров не дал ей закончить:
— Садись! — скомандовал он. — Все, друзья, рассаживайтесь! — добавил он мягче.
Геннадий Свечкин потоптался на месте, а потом сказал:
— Знаешь, Коля, друг, мне на сырой земле сидеть невозможно, у меня геморрой.
— Ну, в таком случае, стой, — спокойно сказал Косогоров.
— А может быть я пока схожу за бутылочками? — лицо Свечкина расплылось в хитроватую улыбку. — Товарищи, скинемся по несколько рублей? Не выпить по такому случаю, — это будет преступление.
— Потом, Геня, потом, — перебил Косогоров и, заторопившись, начал что-то вроде речи.
И как во всякой речи, Николай Артемьевич начал бросать давно заученные, ставшие почти шаблонными, фразы: «Только благодаря родимой советской власти!..» «В то время, когда в других странах происходит разложение!..» «Наше здоровое прогрессивное общество!..» «Широкие двери!..» «Перед вами величественные перспективы!..» и прочее, прочее.
Речь получилась бодряческая, но никто этого не заметил, потому что все привыкли именно к таким речам. О себе он говорил не много: «Вы знаете, что я педагог, и я горд моей благородной профессией!»
Потом слово было предоставлено Анне Морщанцевой. Она не стала произносить речь, а говорила тихо, спокойно:
— Вот, молодью люди, перед вами жизнь. Ну что я могу о себе рассказать такого, чтобы вам пошло на пользу? Я родила и воспитала троих детей, у меня два замечательных внука, и поэтому я счастлива. Знаете, девочки, — она мягко улыбалась. — Для вас будущее — материнство, а все остальное, это проходящее.
— А я хочу быть инженером, — задумчиво сказала Жанна Бочарова.
— У меня, миленькая, тоже диплом дома лежит, но он мне не надолго пригодился, ничего он в моей жизни не переменил.
В это время внук Морщанцевой заныл, стал проситься на землю, засучил ножками, и ей стало трудно продолжать беседу. Тогда выступил Геннадий Свечкин:
— Вот что, братцы, — заговорил он, собрав складки на лбу и почему-то немного раздраженно. — Я, по-правде сказать, живу неплохо. Работаю шофером на трехтонке, кое-как кручусь. Где подкалымлю сотню, где отхвачу другую, и больше мне ничего не надо. Люблю я, правда, немного залить за воротник, но кто этого не любит? Такая у нас жизнь! И в общем, распространяться долго я не намерен, и лучше бы нам закруглиться и перейти к художественной части, — он щелкнул себя под скулу и подмигнул.
