Каста толерантных | страница 2
— Мистер Мышкин. Как вы знаете, вам предписан Андрей Николев, двенадцати лет, проживает с родителями по линии 2Ц. Место для реализации вашей потребности, — сквер у Октябрьского поля. Вы доедете туда с мальчиком на тролете. Да…
— Замечательно, комиссар.
Гнида дрожащая. С каким наслаждением врезал бы по этой гнилозубой роже! Почему такие все друг на друга похожи? Ртутные глазки за толстыми линзами очков, длинные белые пальцы, тонкие и подрагивающие. Недоноски поганые.
— Я поднимусь, заберу мальчика и с ним спущусь к вам. Вы ждите на остановке тролета.
— Замечательно, комиссар.
Мразь.
— Здравстуйте, мистер Глебов. Здравствуйте, мистер Николев. Я за Андреем.
— Да, разумеется. Он собран.
Мистер Глебов, мистер Николев… Пидары вонючие. Почему у детей, подлежащих лицензированию, родители — гомосеки? Хрен его знает.
— Андрей, пойдешь с этим дяденькой.
— Хорошо, папа.
— Будь умницей.
— Хорошо, папа.
Пустой тролет подплыл к остановке. Двери бесшумно раскрылись. Мальчик лет двенадцати, белокурый и жизнерадостный, взбежал по ступенькам. Следом вошел сутулый мужчина в толстых очках. Двери затворились, тролет поплыл в сторону Октябрьского поля.
Работники Отдела Лицензий Сергей Годунов и Николай Костанжогло прибыли в сквер рано утром. Труп мальчика лежал под кустом сирени. Разрезанная чем-то острым заляпанная кровью одежда валялась неподалеку. Живот ребенка был косо вспорот, на шее — кривой глубокий надрез, на лице — улыбка Глазго.
Упаковав труп в целлофан, Годунов и Костанжогло понесли его к грузолету.
Уже в крематории, глядя на сгорающий в печи труп, — плавились пластиковые волосы, пузырилась резиновая кожа, кое-где уже обнажился титановый каркас, — Костанжогло вдруг произнес:
— Неужели, раньше они делали это с настоящими детьми?
И тут же умолк под удивленным взглядом напарника.