Каста толерантных | страница 2



— Мистер Мышкин. Как вы знаете, вам предписан Андрей Николев, двенадцати лет, проживает с родителями по линии 2Ц. Место для реализации вашей потребности, — сквер у Октябрьского поля. Вы доедете туда с мальчиком на тролете. Да…

— Замечательно, комиссар.

Гнида дрожащая. С каким наслаждением врезал бы по этой гнилозубой роже! Почему такие все друг на друга похожи? Ртутные глазки за толстыми линзами очков, длинные белые пальцы, тонкие и подрагивающие. Недоноски поганые.

— Я поднимусь, заберу мальчика и с ним спущусь к вам. Вы ждите на остановке тролета.

— Замечательно, комиссар.

Мразь.

— Здравстуйте, мистер Глебов. Здравствуйте, мистер Николев. Я за Андреем.

— Да, разумеется. Он собран.

Мистер Глебов, мистер Николев… Пидары вонючие. Почему у детей, подлежащих лицензированию, родители — гомосеки? Хрен его знает.

— Андрей, пойдешь с этим дяденькой.

— Хорошо, папа.

— Будь умницей.

— Хорошо, папа.

Пустой тролет подплыл к остановке. Двери бесшумно раскрылись. Мальчик лет двенадцати, белокурый и жизнерадостный, взбежал по ступенькам. Следом вошел сутулый мужчина в толстых очках. Двери затворились, тролет поплыл в сторону Октябрьского поля.

Работники Отдела Лицензий Сергей Годунов и Николай Костанжогло прибыли в сквер рано утром. Труп мальчика лежал под кустом сирени. Разрезанная чем-то острым заляпанная кровью одежда валялась неподалеку. Живот ребенка был косо вспорот, на шее — кривой глубокий надрез, на лице — улыбка Глазго.

Упаковав труп в целлофан, Годунов и Костанжогло понесли его к грузолету.

Уже в крематории, глядя на сгорающий в печи труп, — плавились пластиковые волосы, пузырилась резиновая кожа, кое-где уже обнажился титановый каркас, — Костанжогло вдруг произнес:

— Неужели, раньше они делали это с настоящими детьми?

И тут же умолк под удивленным взглядом напарника.