Комната была тесно заставленной, но большой, с двумя высокими окнами.
Фаина Баранова сидела в кресле у окна.
Одна рука на подлокотнике. Другая свободно лежит на животе. В правой руке белая роза. В левой – метелка из перьев. Такой сметают пыль домашние хозяйки.
– Черная роза – эмблема печали, – проговорил Мартынов. Роза в руках у Барановой была белой. Но Мартынов был прав: от фигуры убитой веяло тревогой и драмой. Позади алым полыхала шелковая портьера. На ее фоне платье казалось еще черней, белая роза – еще ослепительней. Контраст алого, черного и белого был почти театральным. Его смягчали переливчатость шелка, глубокая мягкость бархата и нежность лепестков.
Поза сидящей была настолько естественной, что Зайцеву в первое мгновение показалось, что Баранова жива. Глаза трупа были открыты.
– Сердце, похоже, – кивнул Крачкин, по возрасту самый старший в бригаде. – Отдышаться не успела – и привет.
– Ты, Крачкин, своей меркой не меряй. Женщина-то еще не старая.
Крачкин пожал костлявыми плечами.
– Не старая, но и не первой молодости. Версия возможная.
– Вызывай перевозку, Мартынов.
Мартынов пошел в коридор – звонить, чтобы забрали тело.
Зайцев заметил багровую тонкую линию на шее мертвой женщины.
– Рано вы сегодня о дембеле размечтались.
Пальцем отогнул белый воротничок – показал Крачкину: через всю шею алел острый, как будто резаный след.
– Муж, как пить дать, – сразу сказал Самойлов.
– Да, для такого и женщина, и мужчина сильны достаточно. Даже подростка или старого человека нельзя исключить, – заметил опытный Крачкин, наводя треногу. – Но муж или сожитель – скорее всего, говорит статистика. А статистика – страшная сила. Вася, – тут же переключился он, – ты объясни начальству, что мне здоровье не позволяет тяжести тягать. Нам фотограф в бригаду нужен.
О фотографе Крачкин напоминал постоянно, и по факту это было правдой: сотрудников в угрозыске не хватало. Но по существу правдой не было. Когда Зайцев только пришел в бригаду, Крачкин представился так: «Крачкин, старик, ипохондрик, мизантроп». И стиснул Зайцеву ладонь так, что пальцы захрустели.
Крачкин высоко поднял вспышку.
– Самойлов, ты ищи струну или вроде того, – сказал Зайцев. И, увидев, что Мартынов вернулся, быстро глянул на наручные часы с исцарапанным стеклом и принялся диктовать: – Тело обнаружено в шесть часов сорок восемь минут…
Самойлов, стуча, выдвигал ящики комода, туалетного столика, шкафа.
– Удушили гражданку Баранову, – машинально произнес Зайцев.
