Он протянул к огню руки:
– Жарко горит!
Доктор сидел, прикрыв глаза, но Вожатый знал, что он слушает.
– Самую большую опасность жди от ближнего окружения, – возвращаясь к разговору, продолжал Вожатый. – Почему, ты думаешь, Я ни с кем не общаюсь, в гости не зову? Люблю одиночество? Вранье! Просто боюсь предательства. Боюсь, что отравят или задушат, как взбесившуюся собаку, или что похуже придумают, проглоты! Читаю жизнеописания правителей, исторические летописи – с души воротит! Все одно и то же – кровавая бойня за власть, беспощадная, слепая; брат на брата, сын на отца, хуже зверей! Тут поневоле превратишься в саблезубого людоеда. Если не ты, то тебя, – закон!
Доктор открыл глаза и не торопясь перебирал граненые агатовые четки, которые всегда лежали в кармане.
– Посмотри вокруг, – кивая, говорил Вожатый. – Внимательно посмотри, и всех желающих Мое место занять сразу разыщешь! Взять хотя бы нашего Фадеева, он в очереди первый будет. А начистоту, всем охота!
– А Сын? – спросил Доктор.
– Возможность сохранить Сына – продумать его восхождение на Мой престол. Про престол это Я образно, у нас же демократия! – усмехнулся Вожатый.
– А заграница? Не думали поселить Сына за границей?
– Заграница! Думаешь, там лучше?! Пустое! Они только делают вид, что добренькие, а загляни к ним в душу – остолбенеешь! Еще злее, чем мы, еще беспощаднее! Палец дай, они руку отгрызут, черти!
– Но ваш Сын, по существу, ничем не занят. Наслаждается в окружении обворожительных девушек, мечтает. Музы, охи-ахи, любовь! Что он знает о жизни? Откуда ему взять государственное мышление, непреклонную волю, необходимые знания? Трудно будет управлять.
– Мне труднее было. Думаешь, просто было передушить ближайших соратников, которые выучили тебя наизусть и каждую минуту к нападению готовились, охраной с ног до головы обложились и с топором за пазухой спать ложились?! Не просто. Потом тысячи недовольных пересажать, страну из разрухи на железные рельсы поставить, думаешь, легко было?! Не легко. Но все это после, а сначала, когда Я пришел в город и начал рыбачить, чтобы не подохнуть с голоду, Я даже не умел читать! Зато теперь академики заикаются, когда им вопросы задаю. А почему? Потому что Я стремился все узнать, хотел Сам во всем разобраться! Слушал, учился, даже тому, чему не надо было, и поумнел. Испытания даются, чтобы их преодолевать, чтобы в процессе выживания стать еще сильнее. Если выдержал испытание, значит победил! Мой Сын должен пройти через самое опасное – вседозволенность. Ты правильно подметил, он парит в небесах, наслаждается, но так надо, потом не будет разменивать на мелочи драгоценное время, на все эти сомнительные удовольствия, надуманные капризы, заглядываться на очаровательных красоток. Зато врагам не получится подманить его смазливой потаскухой, завлечь замысловатой побрякушкой, сбить парня с панталыку! Вся эта сладость вокруг как спасительная прививка, чтобы болезнь прошла легче, чтобы не тронула, не изувечила в будущем. Хочу, чтобы Сын уцелел. Это почище, чем распотрошить кинжалом брюхо врага! Верю, он справится, сможет. Сын – мое продолжение, мое генетическое повторение. А Я сильный, очень сильный, и он, получается, тоже, – прищурился Вожатый.
