- Что ж до масштаба, - говорю я, - то...
Спасибо Юле, что хоть она не вспоминает про Тину!
- Да, - говорит Юля, - она - грандиозна! Как новая религия.
- Кто, Тина? - спрашиваю я.
- Рест, какая Тина? Ты снова объелся этого зелья?
Ничего я не объелся. Просто вырвалось... Шапка горит...
- Ничего нового. Новый виток понимания, - говорю я, а сам думаю о том, что понимание всегда приходит с опозданием. И радуюсь, что не опоздал с Обамой. Я на него рассчитываю.
И радуюсь ещё раз: что Юля пропускает мою Тину мимо ушей.
- Поэтому, - продолжает Юлия, - я и понимаю тщетность моих попыток донести суть. Именно поэтому я и пытаюсь делать кино о Пирамиде, и делать его так, чтобы даже тем, кому интересно жить как страусу, засунув голову в песок, было все равно интересно.
- Я ни на йоту не сомневаюсь!
- Я буду лукавить и изворачиваться, но донесу.
- Еще бы!
- И бог мне в помощь!..
- Да и я подмогну, - говорю я, выйдя из ванной. - Ты ж не против?
- Я отчаянно хочу пожелать вам удач и успехов на этом трудном пути к совершенству, и, знаешь...
- Нам, - говорю я, - нам, милая...
- Конечно-конечно... Нам, ну как же! И знаешь...
- Потом, - говорю я, беря ее на руки, - все остальное потом...
- Ты и пахнешь как бог! А что ты думаешь о потлаче?
Ни о каком потлаче сейчас я, конечно, уже не думаю.
- Ты, - говорю я, - сегодня мой ужин. Я тебя съем, просто сожру!
- Только сегодня? - улыбается Юля.
Не хватало мне сейчас только Тины!
- Ты же знаешь - всегда!..
Ураганный рост наших детей требовал и ураганного усвоения знаний. Отрадно заметить, что вся мировая история, на которую были, так сказать, способны наши няни и педагоги, усваивалась юными головами, как манная каша на крестьянском масле. Мы просто диву давались: мириады исторических дат, миллионы имен, сотни тысяч событий, правила математики, законы физики, химии, биологии... Скажем, закон биологической целесообразности принятия политических решений для них был так же прост и понятен, как закон повторяемости случайных событий. Любо было смотреть, как они управлялись с задачками по прикладной генетике, строя виртуальные образы тел гениев и каких-то там упырей с заданными свойствами. Не вызывал никаких трудностей поиск феноменологических проявлений сложных комбинаций растительных и животных генов. Они легко создавали всяких семихвостых и семидесятиглазых химер с пшеничными колосьями вместо бровей или с пальмовыми ушами, или русалок с рыбьим хвостом, циклопов с кактусами на голове, словом творили, кто во что был горазд. И все им нравилось. Генная комбинаторика оказалась самой излюбленной их игрой. Можно было просто с ума сдуреть от бесчисленных композиций генов, какими были забиты головы этих маленьких творцов и ваятелей. Эти хитроумные Франкенштейны и Леонардо да Винчи поражали на каждом шагу. Юркие умом, они нас и радовали, и настораживали - были проблемы с... трупами этих химер. Не могли же мы их впускать в нашу жизнь! Перерабатывали... Перемалывали... Обычное дело...
