Постепенно всё налаживалось. Пятидневная рабочая неделя сменялась двумя выходными, которые Миша проводил за книгами, обнаружив, что не только телевидение, но и литература изменилась до неузнаваемости, приобрела многое от Америки и Европы и утратила начисто русские корни. С упоением мужчина читал о похождениях футбольных фанатов в Шотландии, о драках, которые они устраивали между враждующими группировками у стадионов и в барах, причём дрались до упоения, отстаивая интересы любимого клуба; блуждал по чужим галактикам и воевал с иноземными монстрами и пришельцами, стреляя и прячась в катакомбах, заброшенных шахтах и московском метро; переживал психологические драмы, литрами пил чай и обильно потел, борясь с желанием выпить.
Когда срок алкогольного воздержания достиг двух недель, Миша начал ощущать, что болезнь отпускает. Перестали трястись руки, голова по утрам не болела, да и вообще не болела, а в зеркале впервые за несколько лет мужчина заметил не побитого жизнью ханурика, а вполне пристойного грустного человека, пусть и обросшего щетиной, но довольно симпатичного. Конечно, годы возлияний дали своё: опухшее лицо, мешки под глазами и разбитый гастритом желудок, но выглядел Миша ещё крепко, хотя недавно отпраздновал сороковник.
Сейчас, оглядываясь назад, на пятнадцать или двадцать лет, потраченные впустую и спущенные в унитаз, он скрипел зубами и хотел разрыдаться, сознавая, что не жил, а существовал. Пил в кабаках и на улицах, баловался травкой, косил от армии, но загремел и продолжил куролесить, дрался с дедами и сослуживцами, получив авторитет, зажигал по полной программе, но армия закончилась, а гражданка оказалась суровой и неприветливой и ударила по самолюбию. Россию делили на части бандиты, а ненадёжный и буйный Миша с позором был изгнан из группировки и осел в Новом Уральске. Поступил в училище на столяра, с грехом пополам закончил и снова пустился в тяжкие. Ездил на север, зарабатывал огромные деньги и просаживал их по возвращении домой, уезжал заново и не мог остановиться. Были времена, и мужчина остепенялся, клятвенно обещал бросить, выдерживал два-три дня и падал в болото. Так летели год за годом в чужих домах, в чужих постелях и с чужими людьми, пока не подвернулась неприбыльная и тяжёлая работа дворника в компании Павла Андреевича, где Миша остался на пять лет и смог взять себя в руки. Пил, но не прогуливал, да и комнатку выдали. На еду и водку хватало, а семью заводить было не с кем: никто не хотел мучиться с ничтожным пьяным мужиком, когда вокруг полно нормальных, семейных и сильных духом.
